Башни земли Ад

— Тех, кто сам пришел на ипподром, я прощаю. Более того, я награжу их. Все имущество умерших здесь сегодня горожан да будет продано, и десятая часть вырученных денег пусть станет им наградой. Пусть каждый живущий знает, что воля моя на земле, как воля Аллаха над миром. И кто ослушается — умрет. Кто повинуется безропотно, будет вознагражден и в этой жизни, и близ престола Аллаха, милостивого, милосердного.

Он резко обернулся назад, где, дожидаясь своего часа, под охраной четырех дюжих воинов в ручных и ножных кандалах стоял Хасан Галаади, премудрый дервиш, которого недавно еще числили ближним советником Тамерлана.

— Что скажешь ты на это? — с усмешкой сказал Тамерлан.

— Ты весьма изобретателен в умерщвлении себе подобных, Великий амир, — отозвался связанный дервиш. — Но разве от того они перестают быть тебе подобными?

Тамерлан сжал кулаки:

— Я прощаю тебе эту дерзость. Смерть уже стоит за твоим левым плечом. Но прежде я желаю, чтобы ты воочию увидел гибель всех этих людей. Всех их: виноватых и невиновных, старых и молодых, мужчин и женщин. Они умрут, как умирали мои воины, посланные на Итиль, чтобы остановить Тохтамыша, как умирал султан Баязид и гибло его войско. Хочу, чтобы ты, Хасан Галаади, ощутил себя сопричастным их смерти. Да умоешься ты их кровью, да придут они к тебе во сне, дабы стенать, упрекая, что твои деяния стали причиной их гибели. Ну что же ты молчишь, премудрый дервиш?

— Зачем же мне говорить, о Великий амир, этим я лишь помешаю тебе упиваться собственными речами. Ты пожелал меня покарать. Разве в силах я помешать этому? Но ведь ты, Великий амир, не просто желаешь убить одинокого дервиша, чье счастье и жизнь — единение с Аллахом в осознании величия замысла его. Ты желаешь моих терзаний и самой гибели моей, чтобы покарать за предательство. Но может ли кто-либо сказать, что я встречался с врагами твоими, что передавал им тайные известия о твоих замыслах, о движении войск, да о чем бы то ни было? Ведь ты просто-напросто ткнул в меня пальцем и тем назначил жертву собственной прихоти. Я знаю, что мне не остановить твоей карающей длани, но ведь и твоя длань не остановила того, кто на самом деле предает тебя.

— Кто же это? Говори, и я отпущу тебя.

— О Великий амир. Порою ты спрашивал моего совета, и всякий раз я давал тебе его. Порою желал узнать мнение ничтожного Хасана аль Саббаха из Галаада, и я говорил, что думал, не скрывая и не лелея тайных помыслов.

Сейчас ты спрашиваешь о том, чего я не мог знать, ибо всякому известно, что, сколько возможно, я стараюсь избегнуть всего того, что касается власти. Я дервиш, а не мурза, и с первого дня нашего знакомства желал оставаться дервишем. Это ты приблизил меня. Теперь же хочешь предать смерти. Иного бы я спросил: за что, в чем моя вина? Но разве тебе интересно, есть ли вина, когда жажда крови иссушает твое сердце?

— Оставь свои речи, — прервал его Железный Хромец. — Они разумны, и всякий, кто слышит их, сказал бы, что мудры. И все же слова твои лживы. Я знаю, что ты предал меня. Расскажи, как, кому и что ты передал, и тогда я сменю гнев на милость. Тогда позволю тебе жить. Открой мне сердце, открой без коварства и злоумышления против меня, и я верну тебе былое расположение.

— Быть может, тот, кто сделал все, в чем ты обвиняешь меня, Великий амир, сейчас наблюдает за тобой и втайне смеется.

— Нет, — покачал головой Тимур. — Ты снова лжешь, Хасан Галаади, никто не смеется над смертью. Но ты, должно быть, все еще не понял этого. — Он поманил к себе одного из приближенных и проговорил, не спуская взгляда с дервиша: — Приведите сюда Мануила. Одного из вас, того, кто сознается в заговоре, назовет имена прочих смутьянов, чистосердечно расскажет о планах мятежников, я помилую. Сейчас от вас самих зависит, кому жить, кому быть разорванным этими жеребцами. — Тимур указал на поле, где, дожидаясь жертвы, гарцевали кони. — Конечно, мне было бы приятней оставить в живых единоверца, но если ты решишь упорствовать… Подумай о том, как будет рваться твоя плоть, как лопнут сухожилия, и кровь хлынет из всех жил.

Между тем расторопные слуги внесли в императорскую ложу василевса Мануила. Ступни ног его были обожжены, и потому он не мог самостоятельно идти, как и не мог поднять разбитые кисти рук.

— Ты знаешь его, Мануил? — Тамерлан указал на стоящего чуть поодаль Хасана Галаади. — Он открыл мне все, как и положено доброму мусульманину. Кто ты для него? Гяур? Собачий выродок?! Теперь я знаю, как вы плели свой заговор, как желали убить меня. Как хотели посадить его на трон. Ведь так? — Тимур ухватился за веревку, наброшенную на шею дервиша.

— Этот человек, — император с трудом открыл глаза, видневшиеся маленькими щелочками, — был здесь и переводил твои слова. Однажды он спас меня от удара кинжалом.