— Мне нужны корабли, — отпивая из поднесенного уличным торговцем ковша и выплескивая остатки воды на лицо, прохрипел магистр. — Десять штук. На них иноземцы. — Он хотел еще что-то объяснить, но почувствовал, как от усталости кружится голова. Без малого две недели он со стаей бременских головорезов мчал по разбитым проселочным дорогам, едва заметным лесным тропам, лишь изредка — по сносным почтовым трактам, вознося хвалу Господу за сухую погоду.
Но когда лесостепь перетекла в степь и полуденное солнце начало припекать немилосердно, благодарственные молитвы сменились мольбой о спасении. Последние три дня оказались наиболее тяжелыми. Керам[29] — место, о котором он не раз слышал на Готланде, оказался вовсе не тем райским садом, каким его описывали приезжие купцы. Больше он походил на раскаленную сковороду из Люциферовой кухни.
Каждый вечер, становясь бивуаком, магистр Вигбольд падал на расстеленный дорожный плащ и думал, засыпая: «Хайнц, не может быть, чтобы какой-то барон скрутил тебя и запихнул, точно колбасный фарш в кишку. Не может быть, что это ты безропотно выполняешь чужую волю, мчишь, как борзая за вспугнутым зайцем!» Он мысленно оглядывался кругом и понимал, что ничегошеньки не мешает ему взять отвешенные ему Дюнуаром цехины и вместе с завербованными в Бремене людьми отправиться на все четыре стороны. Но всякий раз, когда он решал, что пришло время сделать это, чувствовал спиной тяжелый, будто прожигающий насквозь взгляд барона.
Подъезжая к столице крымских ханов, небольшой отряд витальеров столкнулся с крупным татарским разъездом. Предъявленная им охранная грамота с тамгой хана Тохтамыша несколько разочаровала степняков. Огорченный мурза Джангир, предводительствующий татарским отрядом, решил пуститься на хитрость и предложил старому пирату померяться силами и выставить поединщиков. Победитель должен был получить ценный приз. Вигбольд сам вызвался скрестить оружие с татарским батыром. Тот был силен и ловок, а главное — свеж. Но на стороне витальера стояли отчаяние и безысходность. Лишенные «приза», то есть практически всего имущества, магистр с его немногочисленным отрядом едва ли смог бы добраться до цели. И потому, когда огромный татарин, выхватив кривой меч, ринулся на него, ревя, как ужаленный бык, Хайнц Вигбольд остался стоять, точно вкопанный, не прикасаясь к своему клинку. Столь диковинный маневр сбил с толку батыра. Он чуть помедлил с ударом, и в тот же миг магистр перехватил запястье вооруженной руки, крутанулся на месте, подворачиваясь под самое плечо могучего противника, и швырнул его оземь, до хруста заламывая руку. Методу эту, как и ряд других, ей подобных, демонстрировал на ежедневных занятиях Мишель Дюнуар, заставляя повторять движения снова и снова, оттачивая до совершенства.
Мурза Джангир, видя поражение своего человека, велел дать путникам немного еды, овса для коней и воду, отпустил их дальше, снабдив очередной, его собственной, охранной грамотой.
Должно быть, в этот самый момент Хайнц Вигбольд, избороздивший в поисках добычи вдоль и поперек просторы Северного и Балтийского морей, четырежды приговоренный к смертной казни, магистр семи свободных искусств, осознал с неумолимой ясностью, что пойдет за чертовым бароном в огонь и воду. И не потому что тот хорошо платит, отменно владеет оружием и рассчитывает ходы на шаг дальше него, самого умного из витальеров, а потому что есть люди, за которыми следует подниматься и идти. И если дорога их ведет к славе и добыче, это будет великая слава и великая добыча, а ежели к смерти — ведь так или иначе все дороги ведут к смерти — это будет великая смерть.
И теперь, когда тринадцатый день пути уже близился к закату, магистр Вигбольд растирал мокрой ладонью по лицу дорожную пыль и слушал ответ белокурого, но по-южному смуглого гота. Три корабля иноземцев сейчас находились в обширной бухте, именуемой Рыбный Сад.
Когда магистр добрался до цели, кораблей уже было пять. Но от замка на отвесной скале, контролирующего бухту, до места, откуда бы всадники смогли добраться до лодок, спуск был тяжелым и долгим. Бухта, выбранная для стоянки эскадры, и впрямь была замечательная, со всех сторон окруженная высоченными скалами. Там, где она соединялась с морем, проход был сравнительно узок, надежно защищая корабельную стоянку от штормов. Впрочем, глядя на лазурную гладь в мелких барашках, трудно было представить себе это море бурным. Тем более северянину, привыкшему к холодным ветрам и серым волнам Балтики.
Местами верхом, местами — ведя коней в поводу, Вигбольд и его люди наконец спустились к воде и, наняв за пару медяков лодку в рыбачьем селении, отправились на флагман эскадры, носивший гордое имя «Святой Климент».