– Да, ты честный малый. Коли уж у нас пошел такой разговор, то не ответишь ли мне на один вопрос?
– Если смогу…
– Постараюсь не спрашивать в лоб. Скажем, так… не был ли твои наставник в столярном ремесле тем единственным мастером, которого почитал сам покойный Дорман?
Чего-то в этом роде следовало ожидать. Краснодеревщик Дестрин неважный, но чутье на людей у него имелось.
– Ну… можно сказать – «да».
– Все верно, – промолвил со вздохом Дестрин. – Стало быть, ты просишь руки Дейрдре для Бострика?
Девушка охнула и прикрыла рот рукой. Ее испуг и растерянность пронзили мне сердце.
– Ничего лучшего мне не приходит в голову. Я могу добавить кое-что к ее приданому и к тому сундуку из красного дуба, который для нее сделал, но… Боюсь, скоро мне придется уехать, иначе вам всем не поздоровится. Я хотел бы надеяться, что в будущем… что это обеспечит…
По правде сказать, мне буквально приходилось выталкивать из себя слова, а глаза затянула какая-то пелена. Собственными руками отдавая Бострику девушку, которая мне нравилась самому, никакой радости я не испытывал.
Девушка всхлипнула.
Дестрин выругался, покачал головой, а потом спросил:
– Она ведь тебе нравится, верно?
– Верно. От этого еще тяжелее.
– Ты бы пережил ее?
– Да, – ответил я, понимая, что он имеет в виду. – Надолго, но лишь в том случае, если уцелею в ближайшие годы.
– Почему ты просишь за Бострика? – спросил Бреттель.
– Потому что она мне небезразлична, а я не вижу другого способа защитить ее и дать ей возможность прожить жизнь в благополучии и спокойствии.
Мастера переглянулись.
– Леррис, Дейрдре… – теперь голос Дестрина звучал спокойно. – Нам с мастером Бреттелем надо поговорить с глазу на глаз.
Мы с Дейрдре встали.
– Папа, дядюшка Бреттель… – Голос девушки тоже окреп. – С вашего позволения мы вас покинем. Нам с Леррисом тоже нужно потолковать наедине.
Она протянула мне руку и улыбнулась.
Дестрин воззрился на нас обоих с недоумением, но Бреттель коснулся его плеча и кивнул.
Я перевел взгляд на девушку. Держалась она довольно спокойно, но под этим спокойствием угадывалась напряженность. Рука об руку мы направились в дальний конец гостиной. Там я остановился, но Дейрдре потянула меня дальше, в свою крохотную комнатенку и лишь там отпустила мою руку.
И закрыла за собой дверь.
Я открыл было рот, но Дейрдре приложила палец к моим губам. Я почувствовал, что она дрожит.
– Я понимаю, что ты вроде как чародей… но… – она набрала воздуху. – Ты мог бы сделать мне больно?
– Конечно, нет! – отозвался я, не понимая, что означает этот вопрос и почему она закрыла дверь. А едва уловимый запах роз и женского тела напоминал мне о давней ночи, которую лучше бы поскорее забыть.
– Никогда?
– Никогда. А что?
В ответ Дейрдре наградила меня пощечиной, от которой у меня зазвенело в ушах и затуманились глаза. Я заморгал, а проморгавшись, увидел, что она плачет.
Мне оставалось лишь покачать головой.
– Неужели ты ничего не понял? – проговорила она сквозь рыдания.
Понимал я, по правде сказать, немного и не нашел ничего лучше, как снова взять ее за руки. Некоторое время мы стояли молча, а потом она, все еще всхлипывая, заговорила:
– Я… я ведь не какая-то клуша… все понимаю… и на все готова ради папы… и ради тебя… но ты… ты мог бы спросить… Хотя бы спросить!
Мне стало трудно дышать. Добрый глупый старина Леррис из кожи вон лез, чтобы устроить будущее девушки, не удосужившись даже поинтересоваться ее мнением на сей счет. Но как раз в этот момент я почувствовал, что внутреннее напряжение Дейрдре спало.
– Прости меня. Я просто хотел сделать так, чтобы…
Вместо ответа она обвила меня руками, прижалась ко мне всем телом и припала к моим губам. Мы упали на ее узкую кровать и целовались там довольно долго, пока я, спохватившись и испугавшись, что сейчас потеряю голову, бережно высвободился и отстранился.
Она присела на краешке койки и печально улыбнулась.
– Вот чего будет недоставать тебе. И мне.
Я стоял дубина дубиной.
– Спасибо тебе за папу… за заботу… за то, что ты есть…
К тому времени я ничего не мог видеть из-за слез, да и она тоже. Мы опять обнялись и долго рыдали навзрыд.
Теперь было сказано все. Мы утерли слезы, и Дейрдре открыла дверь.
»…Просто замечательно…»
Дейрдре, хотя ей было совсем невесело, улыбнулась.
Мне предстоял еще и разговор с Бостриком. Правда, это у меня тревоги не вызывало. Едва ли стоило опасаться, что он закатит мне оплеуху или полезет целоваться. Поэтому я оставил девушку со старшими и спустился в мастерскую.
Бострик работал над лавкой для таверны.
– Есть разговор, – заявил я, выдвинув два табурета и поставив их у верстака.
Бострик умел сообразить, когда шуточки уместны, а когда нет, и отложил рубанок.
– Садись, – я указал на пустой табурет.
– Что-то серьезное? – вид у него, пожалуй впервые, был откровенно озабоченный.
– Да. Но касается скорее тебя, чем меня. Бреттель говорит, что твоя семья не договаривалась насчет будущих союзов – ни брачных, ни каких других. Это верно?