Башни заката

Девица – сзади казалось, что она чуточку постарше меня – услышала шаги и, обернувшись, бросила на меня взгляд из-под широких полей подвязанной бело-голубой лентой шляпы. Волосы у нее оказались темными, лицо узким, а лет ей было примерно двадцать пять.

– В такую рань – и уже в пути, – молвила девушка со славной, под стать голосу, улыбкой. – Надо думать, у тебя важное дело.

– Ага, – откликнулся я. – Гармонизация.

– Ну? А не слишком ли ты молод?

– Не ко мне вопрос, – буркнул я, малость осерчав. – Не сам же я это затеял.

И тут ее взгляд упал на посох, который я небрежно держал в руке. Глаза девушки расширились.

– Это что, твой посох?

– Ну мой, – пожал я плечами, не понимая, какое ей-то дело до того, кому принадлежит эта палка из черного лоркена. – Посох – он и есть посох. Конечно, сейчас он мне вроде как ни к чему, но в диких землях за пределами острова наверняка пригодится.

– Слушай, а могу я попросить тебя об одном одолжении? – сказала она, и улыбка ее стала застенчивой и чуточку грустной.

Я, признаться, опешил. Какую услугу могу оказать ей я, неоперившийся юнец?

– Ну, если это в моих силах…

– Надо же, такой молодой – и уже такой рассудительный. Думаю, да, в твоих. Просьба моя совсем не трудная. Ежели случится тебе встретить рыжеволосого малого из Энстронна – он странствует под именем Лейт – передай что Шрезан желает ему всего доброго.

– Шрезан?

– Это все. И то, пожалуй, слишком много. – Голос девушки зазвучал деловито. – Ну а теперь, наверное, тебе лучше поспешить в Найлан.

– А ты так хорошо пела…

– Может быть, в другой раз… – пробормотала она, отвернувшись и легонько подстегнув лошадь вожжами.

Поняв, что ей уже не до меня, я пожал плечами:

– В другой так в другой. Всего доброго, Шрезан.

Она кивнула, так и не встретившись со мной взглядом. Я ускорил шаг, и вскоре Энстронн остался позади. Я так больше никого и не встретил. Что не удивляло – городские строения не разрешалось возводить ближе, чем в шестистах локтях от Главного тракта.

А поскольку говорить было не с кем, я принялся думать, благо вопросов у меня накопилось выше головы. Похоже, что гармонизация не нравилась никому, хотя все признавали ее необходимой. А почему так – никто не мог или не хотел объяснить. Сколько ни спрашивай, не услышишь ничего, кроме набивших оскомину рассуждений касательно борьбы гармонии с хаосом. Ну кто, скажите на милость, против гармонии? И кому, ежели он не умалишенный, нужен полный хаос? И какое отношение ко всему этому может иметь гармонизация?

Мысли путались, один безответный вопрос сменялся другим, а ноги шагали и шагали по безупречно гладкому граниту. V

Приблизительно к середине утра, когда стало ясно, что если я и опоздаю в Найлан, то совсем ненадолго, напомнил о себе мой желудок.

К тому времени у меня за спиной остались не только Энстронн, но и Кларион и местечко под названием Сигил. О последнем – хоть это название и красовалось на солидном придорожном столбе – я отродясь ничего не слышал, а стало быть, ничего примечательного там и быть не могло. Я, признаться, вообще не приметил никаких признаков жилья, хотя вовсю таращил глаза на север и дом с шестисот ярдов мог бы и углядеть.

За Сигилом дорога, и без того не слишком оживленная, совсем обезлюдела. Зато прибавилось пыли. Да еще и солнце стало припекать сильнее.

Потом слева от дороги появилось размытое пятно. Еще толком его не разглядев, я сообразил, что это не иначе как странноприимный дом. Странноприимный дом на пути к одному из главных портов острова.

Такого рода заведения попадались нечасто, поскольку лишь немногие граждане Отшельничьего предпринимали дальние путешествия, а из чужеземцев на остров допускали лишь некоторых купцов. Попытки нелегального проникновения мастера пресекали, причем создавалось впечатление, будто им заранее известно о всяком проникновении контрабандистов у изрезанного фьордами гористого северного побережья. Северная гряда служила острову защитой от суровых зимних бурь, но одновременно задерживала потоки влажного и теплого воздуха с юга, отчего высокогорья отличались высокой влажностью.

Иноземцы, получавшие дозволение на торговые поездки по острову, редко бывали молоды и словоохотливы. Скупали они в основном гончарные и прочие ремесленные изделия, а на продажу привозили редкие драгоценные камни: желтые алмазы и темно-зеленые изумруды, добывавшиеся лишь на дальних рубежах Хамора.

Помнится, мне казалось, будто все они используют одни и те же монеты, но потом выяснилось, что это не так. Просто почти во всех странах – кроме разве что Пантарана – имеют хождение монеты, очень похожие на хаморианские и наши. Золотые, серебреники и медяки. Надписи, если приглядеться, – разные, но размер и вес одинаковы. Ежели, конечно, монета не обрезана. Почему так? Да наверное потому, что почти вся торговля идет через Хамор, и даже остранцы, при всей их гордыне, вынуждены чеканить похожую монету. Правда, называют они свои деньги по-другому, но этих названий все одно никто не использует. Даже в самой Остре.