Башни человеческих душ (СИ)

Последние три дня недели прошли в относительном спокойствии, если не считать эксперимента профессора по «адаптации» второго пациента, которого они теперь условного именовали «сержантом». Его суть заключалась в том, чтобы вывести угрюмого подопечного на улицу, дабы свежий воздух пошел на пользу его памяти. Но из этой затеи ничего не получилось; едва спустившись с последней ступеньки крыльца, сержант сперва стоял в недоумении, закрывая рукой глаза от яркого майского солнца. Рядом с ним стояли профессор и Август, чуть позади двое санитаров на случай непредвиденных действий пациента. Кто знает, что у этих сумасшедших творится в голове? После короткого знакомства с внешней средой, сержант, казалось, немного ободрился и готов был провести полноценную прогулку, но все закончилось полным провалом, стоило только профессору провести его за корпус «Двух башен», где когда-то располагался живописный парк Уорвика с искусственным озером. Озеро, в целях безопасности самих же пациентов, пришлось засыпать, и теперь на его месте виднелась грязная лужа, поросшая осокой и камышами. В плохую погоду, особенно осенью, этот участок превращался в противное коричневое пятно, которое резко контрастировало с зеленой травой или очарованием увядающего леса. Дойдя по широкой тропинке из белого гравия до этого места, сержанта охватила невероятная паника: его плечи и щеки стали нервно поддергиваться, после чего он упал на колени и обнял себя руками. Озноб поистине был ужасающим, но, как оказалось, не это было самым страшным. Второй пациент уткнулся носом в землю и принялся выкрикивать непонятные слова, которые больше походили на то, что он перед кем-то извинялся. Попутно его сотрясали рыдания, лицо раскраснелось, руки нервно перебирали гроздья земли и стебли зеленой травы. Профессор и Август пытались его успокоить, но внезапно сержант взвыл, отбросил доктора и помощника, как будто они были легкими пушинками, и что есть силы, побежал в сторону железной ограды, за которой располагался лес. К счастью, Вильгельм и Готфрид не растерялись и где-то на полпути до вожделенной свободы, скрутили сержанта по рукам и ногам. Тут же быстро подбежал профессор и вколол пациенту дозу транквилизатора. Через несколько минут он перестал сопротивляться, обмяк и погрузился в сон. Весь остальной путь до своей койки он провел на руках санитаров.

Полный провал эксперимента небывало расстроил профессора. Он уже было понадеялся, что маленькие проблески памяти стали для сержанта залогом скорейшего выздоровления, а оказалось, что это был лишь временный прогресс. Но что могло так резко усугубить кризис? Доктор ни разу не видел такой сильной реакции на внешний мир у пациентов, если только там не находился раздражитель, способный пробудить негативные эмоции и воспоминания. Но что же может быть такого страшного в мирном весеннем пейзаже для человека, который пережил войну? Может быть, засыпанное озеро напомнило ему траншеи, залитые дождевой водой, а извинялся он перед погибшими товарищами, которым просто не смог помочь в нужный момент времени? Тогда его поведение вполне можно объяснить логически. Конечно, может быть такой сильный стресс сможет пробудить его мыслительные процессы и он сможет вспомнить что-то еще. Метод «клин клином» редко работает, но все-таки. Главное, чтобы не наступил регресс, тогда ему придется долго переживать упадок, чтобы вернутся в нормальное состояние, если такое вообще когда-нибудь наступит. Остается только ждать и надеется.

Профессор устало вздохнул, но сейчас его больше всего беспокоил первый пациент. Похоже, у него начали прогрессировать все признаки шизофрении, и вряд ли от него можно будет добиться хоть какой-нибудь внятной информации. Он попросил Августа внимательно за ним наблюдать, что в этой ситуации оставалось самым приемлемым методом. Иногда даже у полных сумасшедших бывают проблески сознания, и не ко всем их словам стоит подходить, как к полному бреду.

Третий пациент продолжал находиться в состоянии «стабильного стресса», но ничего нового больше не сообщил. К большой радости, все трое находились в прекрасном физическом состоянии, даже давление к концу недели у всех было в норме.

В пятницу профессор направил в Зальт телеграмму на имя своего давнего друга Ганса Юнгера, который теперь был военным бургомистром города. В сообщении, он попросил его срочно перезвонить на номер лечебницы «Две башни» деревни Брюкель.

Уже в субботу вечером в кабинете профессора зазвонил телефон. Он быстро снял трубку и услышал знакомый голос, который значительно хрипел из-за помех на линии:

– Алло! На линии Ганс Юнгер! Скажите, я правильно попал в больницу для душевнобольных «Две башни»?

– Совершенно верно, дорогой друг!

– Карл, неужели я могу слышать твой голос за столько километров? – Голос Юнгера был полон дружеского радушия и открытого удивления. – Воистину, прогресс на голову опережает время!

– Действительно, все течет, все меняется, – также дружелюбно ответил профессор, – как поживаешь, все хорошо?