– Ну, характер Гиеджи для меня не являются тайной, – покровительственно сказал аба, унимая его беспокойство, – я знаю, какой тут нужен подход.
Их беседу прервало лёгкое колебание волн – в залу вошли Ае и Гиеджи. Сестра при этом недовольно сверкнула глазами на старшего патриция и поспешила к Гиб Аянфалю, усаживаясь рядом. Ае не обратил на это внимания. Они с абой несколько церемонно склонили головы друг перед другом, после чего устроились с остальными. Аба Альтас с выражением величавого довольства обвёл взглядом своё семейство.
– Вот и хорошо, что все собрались, – сказал он, – у меня есть важный разговор к вам троим. Тема деликатная, потому я попрошу вас проявить чуткость.
Гиб Аянфаль невольно взглянул на Гиеджи. На её красивом лице сияло неприкрытое недовольство, хотя обычно она старалась не показывать перед абой Альтасом подобных чувств. Ае, по-видимому, тоже отметил это, и осторожно спросил:
– Я так понимаю, речь пойдёт об Эньши?
– Да. Я не случайно попросил именно его собрать вас. Скоро волей Звезды он вступит в нашу семью как моё дитя и будет вашим родичем. Учитывая наш вчерашний разговор с консулом Гейст, принять его, как принимают обычных детей с согласия белых сестёр, у нас не получится. Но это не делает наше объединение невозможным. Мы можем принять его несколько иначе. Но первым шагом для этого должна стать добрая воля каждого из нас. К ней я и призываю.
В зале повисло напряжённое молчание. Гиб Аянфаль потупил взгляд, избегая смотреть на абу. Он сам был как будто бы даже и готов принять его волю. Но он чувствовал, как рядом буквально кипит от недовольства Гиеджи, и перебить её чувства простыми уговорами невозможно. Он взглянул на Ае, безмолвно ища у него подсказки, как поступить. Ае переглянулся с ним понимающим взором, после чего спокойно проговорил, качая головой:
– Это очень трудное дело, аба. Даже если мы все трое вдруг воспылаем к нему самой преданной заботой, этого не хватит, чтобы преодолеть волю белых сестёр. Они контролируют тонкие волны, которые связывают асайев узами родства. Чтобы волны проявили волю в обход этого контроля, мало простых чувств. Нужно что-то большее. Нужно потрясение. А я… Откровенно скажу, я не хочу, чтобы нашей семье пришлось переживать подобное ради кого бы то ни было. Либо же нужно идти в Белый Оплот к матерям и просить.
Аба, тем не менее, не потеряв нисколько уверенности, продолжил:
– Да, Ае, я понимаю твоё беспокойство, и отнюдь не говорю, что это просто. Но само Провидение, то, что техники волн называют Волей Гаэ, передало мне это веление. Вы – единственные, с кем я так откровенно делюсь этим. Я – сотворённый строитель, все сорок два цикла своей жизни я оставался верен этой рабочей точке и направляющему её Ганагуру. Но сейчас я должен последовать этому новому зову. Мы с вами не случайно вместе. И так же неслучайно я выбрал именно Эньши. Для него важно быть среди нас. А нам важно принять его. Если вы пока не можете понять этого, то я попрошу просто довериться моим словам. Я ведь всегда искал лучшие пути для каждого из вас. Поддержите и вы меня сейчас.
И аба выразительно посмотрел на своих младших детей. Гиеджи при этом потупила взгляд, не желая отвечать на это предложение.
– Аба, я бы мог тебя поддержать, так как понимаю, как может звучать глас Провидения, – первым ответил Ае, – я всё-таки патриций, и мне многое известно из того, что является недоступным для Янфо и Гиеджи в силу их юного возраста и законов обмена информацией. Они моего желания разделить не могут, и я думаю, что не надо их за это упрекать. Звезда создала нас свободными, и родство – результат выбора, никем не навязанного. Если у нас нет даже между собой согласия, то куда нам тягаться с тонкими волнами.
Аба Альтас нахмурился.
– Почему ты говоришь за них, Ае? – возмутился он, – Пусть они сами в таком случае скажут, хотят они или нет. Вот ты, Янфо. Мне казалось, ты весьма неплохо начал с ним общаться!
И он вопросительно взглянул на Гиб Аянфаля. Строитель потупил взор.
– Не знаю, – сумрачно ответил он, – Если б он был строителем, то я, может, и поучил бы его чему-нибудь. А так…
Гиб Аянфаль замолк, не договорив. Решение абы безусловно вызывало у него внутренний протест, но открыто возражать, как Ае, он не решался. Чувство послушания, подталкивавшее его согласиться, вступало в лютую борьбу с асайским стремлением к свободе.