Башмаки на флагах

– Барабанщики, «Свободный шаг»! Трубачи, «Строиться», «Роты в общую баталию»! Вестовой, передайте господам офицерам: баталия в шесть рядов, доппельзольднеры первым рядом по всему фронту.

Трубы взревели, барабаны рассыпали над пустырем размеренную дробь, вестовой поскакал к офицерам с объяснением, как строить солдат.

Волков даже поднялся со стула, слегка опершись на меч. Стоял и смотрел, как рассыпаются ровные ряды людей, как сержанты, не сговариваясь, чертят протазанами невидимые линии, по которым должны встать ряды, как покрикивают офицеры, как люди один за другим становятся плечом к плечу.

А барабаны бьют сигнал «Свободный шаг».

Первый ряд, солдаты с лучшим доспехом и оружием, уже готов. Сержанты просто ровняют линию.

Барабаны продолжают бить дробь.

За ним ряд с копьями… тоже уже готов. После строятся два ряда пик. И… тоже уже почти выстроены. Быстро, без всякой суеты, без намека на неразбериху. Люди прекрасно знают, что им делать, все: от офицеров до солдат последнего ряда.

Волков не успел бы съесть тарелку бобов, как сержанты навели порядок уже в последних рядах и барабаны смолкли. Барабаны смолкли, последние сержанты пробегали вдоль рядов, чтобы занять свое место на флагах. Всё, все встали на свои места, офицеры стояли перед баталией, сержанты – на флангах. Тишина, даже не позвякивает железо.

Кавалер повернулся к своему лейтенанту.

– Неплохо, Карл. На памяти моей… только в гвардии де Приньи люди строились быстрее.

Неплохо? Кажется, Карл Брюнхвальд ожидал другого слова.

– Думаю, что и людей в гвардии герцога было поменьше, – заметил он в ответ.

Волков засмеялся.

– Да, капитан-лейтенант, вы правы, у герцога было всего четыре сотни людей в баталии.

Волкову все нравилось. Войско выглядело отлично: и пехота, и стрелки, и арбалетчики на флангах, и отличная кавалерия, что стоит в тылу за баталией. Все красивы и весьма устрашающи.

Кавалер приглядывается, указывает рукой на группу людей, которую раньше не замечал:

– А это там кто? Что за зрители тут?

– Это… Это купцы… Кажется, – отвечал Брюнхвальд, приглядываясь. – Извините, полковник, я еще не распорядился… не успел. Сейчас же прикажу выгнать их из лагеря.

Кавалер молча кивнул.

Глава 23

Франс Конрад фон Гальдебург, иначе отец Франциск, епископ Маленский, не был излишне рьян в вере, также не был он слишком книжен и образован, и, уж конечно, не являлся он тем, кого называют истинным пастырем, как, например, его предшественник, отец Теодор. К отцу Теодору вечно и до, и после службы стояли люди за благословением, к нему несли больных детей и новорожденных младенцев, чтобы святой отец просто возложил на них длань и прочел самую короткую молитву.

Отец Франциск обряды вести не особо любил, а если и вел, то только утренние или в важные праздничные службы. Людишки простые к нему особо не лезли, а вот горожан знатных и влиятельных он привечал всячески. Не гнушался себя и в духовники к таким предлагать. Был с ними любезен и ласков, отчего среди приличных людей города быстро снискал себе приятелей и уже неоднократно оказывался зван на обеды и ужины.

В это утро, едва проснувшись и выпив редкого в этих местах, но так любимого им кофе, не позавтракав, епископ приехал в кафедральный свой собор, чтобы читать проповедь. Приехал самолично. Не будь сегодня субботы, так и не взялся бы, поручил бы дело одному из своих младших отцов, среди них числились весьма к тому умелые. Но не сегодня, сегодня он сам встал в ризнице и развел в стороны руки, позволяя служкам и братьям монахам надевать служебное облачение.

Тот старый монах, что вел все дела у отца Теодора, теперь занимался делами и отца Франциска. Он теперь стоял рядом с лицом неспокойным.

– Что ты? Чего кривишься? – спросил его молодой епископ. – Службу я сию знаю хорошо, отчитаю без запинок. Тогда я устал просто.

В прошлой службе отец Франциск многие тексты священные забывал и либо ждал подсказки, либо вовсе заглядывал в псалтырь и искал там нужное место, водя по страницам пальцем, что паства весьма охотно замечала и начинала радостно шушукаться при всякой его заминке.

– Не о том я волнуюсь, – отвечал умный монах.

– А о чем же?

Монах помолчал; видно, не очень он хотел затевать этот разговор, но все-таки начал:

– Вчера днем, когда народа больше всего, на рынке, что у старого арсенала, похабник выискался.

– Что за похабник? – спросил епископ спокойно, подставляя левую руку для облачения.

Монах вздохнул, видя, что отец Франциск словам его большого значения не придает, и продолжил:

– Вас лаял.

– Меня? – Вот тут епископ удивился, даже повернул лицо к говорившему. – Чего же ему меня лаять? Чего я плохого ему сделал?

– Кричал охальник, что вы сюда не веру укреплять приехали, а серебро искать.

Тут епископ уже полностью обернулся к брату своему. Служки, что держали одеяние, замерли, а епископ и спрашивает:

– И что же, охальника стража не схватила?

– Не схватила.

– То плохо. Нужно имя его узнать, я уж с начальником стражи поговорю.

– Не то плохо, что стража его не схватила, – вдруг возразил епископу монах.

– А что же?