Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

Кавалер не сдержался, пока слуги вроде не видят, он трогает её ногу и поднимает руку по ноге до её крепкого зада. Жаль, что рука чувствует её тело через юбки. Руке хочется нырнуть под подол к этой красивой женщине. Она же вовсе не против, и Бог с ними, со слугами. Бригитт чуть краснеет, улыбается и стоит рядом с ним, ей нравится, что господин к ней прикасается, и она того вовсе не стесняется. Напротив, может, ей даже хочется, чтобы слуги видели, к кому расположен хозяин этого дома, кого ласкает прославленный на всю округу человек.

— Садитесь наконец со мной, — говорит он, ему сейчас, пока жена ещё спит и в доме тихо, хочется поговорить с ней. Хоть немножко.

— Не могу, — отвечает она. — По утрам тошнота меня изводит. От запахов. А днём мне уже лучше. Но я скучала по вам. Отчего вы не пришли ночью? Госпожа Эшбахт спит крепко, а я вас ждала. Видно, вы устали сильно. Или, может, брюхо моё меня не красит?

— Что за глупости, живот ваш совсем вас не портит, — говорит он; наверное, нужно было действительно к ней зайти ночью. — Вы всё так же прекрасны.

— Так приходите ко мне хоть будущей ночью.

— Может, я и до ночи не дотерплю…, - он сжимает её зад крепко.

И тут раздаётся крик сверху:

— Господин мой! Вы никак встали уже? Где вы?

Бригитт меняется в лице:

— Проснулась ваша госпожа. Что-то рано она сегодня, боится, что вы со мной пребудете, тревожится.

Волков убирает руку с её зада, Бригитт отходит от него на шаг. А на лестнице появляется Элеонора Августа. Всё так же неопрятна, всё в той же несвежей рубахе, в том же чепце. Она тяжело спускается вниз, крепко держась за перила:

— А вы уже встали, мой господин? И чего вам не спится? Отдохнули бы, выспались, полежали бы со своей женой, а вы всё в делах да в делах. Я из окна глядела, у нас уже полон двор людей, к вам, поди, пришли.

Волков смотрит на Бригитт, та и говорит:

— Ещё до зори пришли, я велела их во двор пустить.

— И что это за люди?

— Всякие. Видно, прознали, что вы вернулись, просить вас будут.

— Просить? О чём? — удивляется кавалер.

— Да кто о чём, одни хотят тут поселиться, другие лавки открыть. Тут вас добиваются и те мужики, которых вы недавно пригнали.

— И у них ко мне дела есть? — продолжает удивляться Волков.

— Да, был позавчера один такой, говорит, гончар, говорит, что к мужицкому делу непривычен, говорит, что ежели вы позволите, то он мастерскую поставит гончарную, обещает доход лучше, чем с мужика.

— Раз так, то и вы могли ему добро дать, — сказал Волков госпоже Ланге, — зачем меня ждать было? Такие дела и без меня я вам дозволяю решать.

Но эти его слова отчего-то разозлили Элеонору Августу, которая с трудом уселась рядом с мужем и сказала:

— Ни к чему ей здесь распоряжаться. Пусть у вас все дозволения спрашивают. Кто она здесь? Никто! Что это она тут решать будет?

Волков поморщился и прежде, чем успела ответить Бригитт, сказал жене, сказал чуть резче, чем хотел:

— Помолчите вы, госпожа моя, без вас я решу, кому в моей земле чем распоряжаться.

А госпожа Эшбахт сразу всхлипнула, скуксилась, начала плакать:

— Отчего же вы, господин мой, с утра на меня кричите, едва я встала? Я же ничего вам худого не сказала.

Вроде бы и пустяк, а жена тут вскочила обиженная и сразу в крик:

— А всё эта беспутная виновата, всё она. Везде лезет, а вы ко мне злы из-за неё.

И кинулась по лестнице вверх в покои.

— Подождите вы, стойте, госпожа Эшбахт!

А жена на лестнице вдруг остановилась, лицо распухшее и всё в слезах к нему поворотила и крикнула:

— Недобры вы ко мне, и всё из-за этой беспутной женщины! — Элеонора Августа грубо, словно простолюдинка на базаре, указала на Бригитт пальцем. — Прикажите ей быть от дома, пусть уезжает! Пусть уезжает!

Бригитт же, наглая, стояла подбоченясь и лишь победно улыбалась ей в ответ. Улыбалась высокомерно и с удовольствием, как улыбается самодовольный победитель стенаниям и проклятиям поверженного врага.

Глава 46

А людей и вправду было много. Чтобы не терять времени, дел-то было по горло, он сразу после еды сел в ванну и велел Бригитт пускать к нему людей, а кого вперёд, пусть она сама и решит. В первую очередь госпожа Ланге пригласила Ёгана и Эрнста Кахельбаума. С ними пришёл Мильке, он уже привёл в Эшбахт первую партию лошадей, теперь нужно было их раздать мужикам и начинать пахать озимые, пока дожди не пошли.

— И рожь, и ячмень сейчас хорошо посеять будет, — говорил Ёган.

— Места тут у гор нехорошие, — сомневался Кахельбаум. — Вдруг с гор морозы сойдут? Помёрзнет всё. Много распахивать не будем.

— Не помёрзнет ничего, мы у реки сеять будем, она тут никогда не промерзает до льда, говорю вам, посеем пять тысяч десятин ячменя и десять ржи.

— Господа, — вежливо вмешался в их разговор капитан Мильке, — у меня около Эшбахта табун в сто девять лошадей стоит, а мне за другими ехать надобно, может, вы без меня поговорите про свои озимые?

Конечно, он был прав, Волков махал рукой на своих управляющих: