Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт

— Будем считать, что за фон Каренбурга мы поквитались, — произнёс генерал мрачно.

Молодые господа с ним соглашались. Когда он спустился к обозу, сказал Гюнтеру, чтобы шатра тот не разбивал, сегодня он переночует в телеге, и чтобы с ужином не мучались, так как он поест солдатской еды. Денщик тут же подал ему хлеб с толчёным салом и чесноком и пиво. Хлеб с салом был великолепен, хоть хлеб был не очень свеж. А пиво было тёплым и выдохшимся. Но сейчас ему и это было в радость. Пока не пришёл Брюнхвальд и не сказал, что капитан-лейтенант Хайнквист умер от раны.

С райслауферами дело было решено. Чёртовы наёмники своё получили, сегодня ночевали эти мерзавцы на дороге без обоза. Без еды. Рядом с телегами, забитыми ранеными. Теперь они не только духом пали, теперь они ещё и телесно слабеть начнут. Так что тут они торчать не станут. Уберутся через перевал к себе в кантон. Можно было сразу утром повернуть и идти на восток к Висликофену. Генерал всё время думал о Эберсте. Ему там было нелегко, в этом Волков не сомневался. Не дай Бог, к городу подойдёт хоть какой-то отряд врага, даже маленький, город тотчас встанет на дыбы. И людям полковника Эберста не позавидуешь. Нужно было возвращаться. Но это было исключено. Едва рассвело, когда к нему пришли офицеры. И первым заговорил Брюнхвальд:

— Господин генерал, войску нужен отдых.

— Некогда нам отдыхать, полковник. До конца кампании едва месяц остался, дальше у солдат, да и у офицеров будут кончаться контракты. Эберст сидит как в осаде. А вы говорите, отдых. Пороха у нас мало. Нам оказию придётся в лагерь к реке за ним посылать, — отвечал Волков. — Нет времени отдыхать, совсем нет.

— Вчера я надорвал двух лошадей, таская пушки в гору, — поддержал полковника капитан Пруфф.

— Лошадей мы вчера взяли у врага целый обоз, берите, сколько вам надо, капитан. Тем более что дорога теперь пойдёт вниз, нам и надрываться не придётся.

Но офицеры не уходили, теперь заговорил капитан ландскнехтов:

— Господин генерал, люди мои, как и все остальные в войске, вас весьма уважают, для них вы Длань Господня, сам сегодня слышал это ваше прозвище среди своих солдат, но все устали, тяжелейший марш, а затем тяжёлый бой, весь день на страшной жаре до самой ночи. Дозвольте людям отдых, один день без доспехов, и не в строю, они хоть помоются в реке, попьют пива.

— На всех в этом захудалом городишке пива не хватит, — отвечал кавалер, — город грабить не дам, а то вас потом опять не собрать будет, — он чуть помолчал. — Ладно, один день, господа, один день! Завтра до зари чтобы построены были в колонны.

Офицеры ушли, чтобы сообщить своим подчинённым радостную весть: генерал даёт один день на мытьё и отдых.

Позавтракав, он пошёл к раненым, там поговорил с господином Фейлингом. Тому арбалетный болт пробил правую икру. Нога у молодого человека была завёрнута в тряпки. Он был бледен, но при виде генерала крепился, хорохорился, мол, он человек бывалый и мужественный, и всё ему нипочём.

— Коли не случится жара или ещё чего всякого, так будет хорошо, — уклончиво говорил немолодой лекарь.

Лекари, они никогда не говорят наверное, вечно всё вокруг да около, да «может быть» и «может статься». Волков не поленился, велел размотать тряпки, взглянул на рану. Рана зашита, вокруг не очень красна.

— Буду молиться за вас, — обещал он Фейлингу, — по опыту, а он у меня немалый, скажу, что пока всё неплохо с вашей ногой. Крепитесь, друг мой.

Он ушёл от раненых, не забыв поддержать их всех словом. Офицеры его занимались осмотром захваченного обоза, а он велел Гюнтеру сделать ванну, а пока позвал капитана Дорфуса и снова сел с ним за карту. Но никаких новых мыслей ни ему, ни капитану в голову не приходило. После того как он избавился от угрозы с запада, перед ним опять замаячил вопрос, который они с Дорфусом уже не раз обсуждали: Арвен или Мюлибах? Куда ему идти после?

Но вот что его удивляло: к нему до сих пор ещё не приходил никто из горожан. То ли беспечны, то ли глупы, то ли заносчивы.

Он послал в город господ Румениге, Хенрика и десяток своих гвардейцев найти бургомистра или кто у них там старший будет. Волкову как раз Гюнтер нагрел ледяной воды из реки, и генерал принимал ванну. Он сидел на солнышке в теплой воде, со стаканом вина в руке и тарелкой сыра, что стояла рядом, на маленьком столике, когда к нему приволокли старика. У того было разбито лицо, крепко разбито.

— Это кто его…? — спросил кавалер.

— Уж, извините генерал, то я не сдержался, — отвечал Хенрик. — Нестерпим был старый дурак, в лае своём неуёмен.

— Насилу удержал его, — негромко сказал сержант Франк, подходя ближе к генералу, — старик глуп и зол, а господа стали яриться от этого.

Волкову понравилось, что на сей раз грубый и скорый на расправу сержант выступил примирителем:

— Ты молодец. Правильно сделал, — он поверх стакана посмотрел на старика и спросил его: — Так за что же вас избили, горожанин?

— За то, что сказал правду этим псам, — высокомерно отвечал старый человек разбитыми губами.