— Так-то оно так, но слухи ходят, что купцам из Ребенрее и Малена вы уже векселя гасите. А купцам из Фринланда ещё ни одного векселя не погасили.
Да, так оно и было. Волков действительно расплачивался по векселям в Малене. И действительно не погасил ни одной расписки во Фринланде. Мало того, он и не собирался гасить векселя для фринландских купцов. Пока, во всяком случае.
— Купцам скажи, что платить до мая не буду, пусть даже не скулят про то. А лучше скажи им, что мой капитан Роха просит ещё четыре бочки чёрного зернового пороха для учебных стрельб, пусть поставят. Опять же за вексель.
Купец Гевельдас скривился ещё больше. Сидел, вздыхал.
— Ты не вздыхай, чего ты-то вздыхаешь? Уж у тебя всё будет хорошо.
— Так я же ручался за векселя те, купцы-то мне поверили.
— О себе больше думай, а не о купчишках иных. И думай о том, что к середине апреля мне ещё нужно будет двадцать бочек солонины, шестьдесят мешков гороха и сто восемьдесят меринов с хомутами и вожжами для обоза. И фураж для кавалерии, даже не знаю сколько. И взять всё это я хочу за векселя. Не иначе.
Купец опять вздыхал, и Волков, разозлившись на такую печаль, выгнал его прочь.
Глава 13
Вернулся Сыч со своим неизменным лысым дружком. В пять дней уложились, хоть денег, жулики, просили на неделю.
— Вы мне что, лошадей загнали, — удивлялся такой прыти кавалер.
— Нет, что вы, экселенц, вон в конюшне стоят, в лучшем виде, как мы и брали. Просто мы не так ездим, экселенц. Ни железяк с собой лишних не возим, ни таверн хороших не ищем. Где ночь застала, там и спим.
— Два раза у дороги ночевали, — вставил Ёж.
— Вот кто тебя, дурака, за язык тянул, — Сыч хватает приятеля за ухо, толкает его, — уйди отсюда. Не слушайте, экселенц, он пьян вечно. Этак упадёт с лошади, поваляется на земле и думает, что ночь прошла. Башка у него такая же пустая внутри, как и снаружи. Все деньги, что вы нам на дело дали, мы потратили.
Ёж, стоит невдалеке, чешет ухо. Кривится на старшего товарища.
— Ладно о деньгах. Говори, отвёз графине духи? — спрашивает кавалер.
— Отвёз, экселенц, отвёз. И Брунхильда очень им рада была. Сначала говорит: пузырёк, мол, не тот. Чего, мол, привёз, дурень? А мне-то откуда знать, что за пузырёк прежде был. Какой мне Агнес дала, такой и вёз. Но потом Брунхильда принюхалась, засмеялась, говорит: оно. Обрадовалась.
— Обрадовалась? — Переспрашивает кавалер. — Наверное, и денег тебе на радостях дала?
— Кто денег дал? Брунхильда денег дала? Чего угодно даст, но точно не денег, я её ещё по Рютте помню, — Сыч смеётся. — Да она жаднее вас, экселенц.
Волков чувствует, что Фриц Ламме врёт, но оспорить его слова может лишь сама графиня, а по такому поводу кавалер писать ей, конечно, не будет, ведь не простую вещь Сыч ей привёз.
— Ладно, не дала, так не дала, — говорит Волков. — Теперь для вас есть другое дельце.
— Экселенц, — Фриц Ламме разводит руки, — да разве ж так можно? В дороге пять дней, голодные, холодные, нам хоть денёк отдохнуть. Поесть, пива выпить, помыться.
— Помыться? — Волков смотрит на подранную шубу Сыча. Ей уже пришёл конец. — Ты бы, чёрт немытый, про мытьё мне не врал. Ладно, день отлежитесь, — Волков поднял палец, — помоетесь, и езжайте в Мален. Разыщите мне одного одноглазого мерзавца.
— О! — вставляет в разговор Ёж, — Мален город дорогой.
Сам смотрит на старшего товарища, вот теперь тот доволен:
— Так и есть, цены в Малене не приведи Господи, почти как в Ланне! — соглашается Сыч.
— Поищите мне одного кривого на правый глаз. Лет тридцати пяти, морда мятая. Ростом невысок, хил. Это он меня вызвал и заманил в засаду. Не думал я о нём, а тут лёг спать, и он стоит пред глазами. Может, он с бригантов был, но не думается так мне. Уж больно квёл был для таких крепких людей. Найдёте его, так найдём и бригантов, что фон Клаузевица убили. Найдём их, так и найдём выход на фон Эделя, на мерзавца этого.
«И уж тогда граф не отвертится, отдаст поместье».
Но этого он говорить вслух не стал. Не нужно про то знать Сычу и его дружку.
— Дело не простое, экселенц, — сразу начал важничать Сыч. — Неделька потребуется.
Волков знал, куда клонит Фриц Ламме, ведь город Мален жуть, как дорог.
Но кавалер положил на стол две монеты:
— Будет с вас.
— Экселенц! — Возмутился Сыч.
— Замолчи, мерзавец! — рявкнул Волков. — Я за тебя второго дня трактирщику, чтобы не ныл, почти три талера долгов твоих отдал. Три талера! Что ты там жрёшь?
— Так это он на баб гулящих изводится, — радостно сообщил Еж. — У трактирщика на них и берёт.
— Паскуда ты лопоухая! — обиженно отвечал ему Фриц Ламме.
Он ещё что-то хотел добавить, но кавалер прервал его:
— Убирайтесь! И найдите мне кривого, чтобы поутру уже вас в Эшбахте не было.
А наутро тёплого и солнечного дня, когда Волков только встал и едва начал мыться, пришла Бригитт. Пришла и стала возле. Она вставала всегда раньше его, ещё досветла, до петухов. Смотреть, сколько надоили девки, сколько овса коням господским, сколько сена и сколько господским любимцам дали морковок и размоченного проса.