— Благослови, отче… — Получив благословение, она прошла к высокому окну, села под ним. — Несколько раз я царице про Филиппа сказывала, однако же у черкески сей токмо охота на уме. Крестилась недавно, канонов не знает, до архиереев наших ей дела нет. Полагаю, ни слова от нее Иоанн не услышал. Неинтересно ей сие.
— Нешто никак нам к выскочке сему не подобраться? — в сердцах ударил посохом об пол один из епископов.
— Не понимаю я, бояре, — в этот раз взгляд княжны уперся точнехонько в лицо Басарги, и от слабой улыбки у подьячего быстрее застучало сердце. — Отчего у вас на государе свет клином сошелся? Пошто с Иоанном Филиппа рассорить желаете? Уговор у них с царем. Рядная грамота. Не станет царь его трогать, даже если обозлится. Честен он. И слово свое завсегда блюдет. Митрополит же и вовсе, коли чем и обмолвится, так токмо Иоанну в защиту и оправдание.
— Что же нам, княжна, смириться с тем, чтобы выскочка никчемный над нами хозяином сидел? — забеспокоились епископы. — Наше служение Господу небрежением своим пороча? Эвон, за все время служения своего митрополит незваный чего и сделал, так токмо книги всякие в обитель соловецкую отослал да две мельницы книгоделательные на Яузе затеял! На богомерзких досках псалтыри и жития печатать хочет. Хотя, знамо, коли книги не от руки, с молитвой и по благословению написаны, то и проку от них никакого.
— Супротив митрополита таковое оружие использовать надобно, что от царской воли не зависит. — Мирослава не отрываясь смотрела подьячему в лицо, и того быстро охватывал нестерпимый жар.
— О чем ты сказываешь, княжна? — удивился Андрей Басманов. — Все мы рабы помазанника Божьего…
— Не все, — перебила его Мирослава. — Священники токмо суду церковному подвластны, а суд — Церковному собору.
— Верно сказано, дочь моя! — поднялся архиепископ Пимен. — Даже митрополит на суд церковный никак влиять не может. Собор, и только Собор!
— Разве собор посмеет перечить царю, помазаннику Божьему? — спросил Федор Басманов.
— Иоанн с Филиппом урядную грамоту подписал, что в дела Церкви никак вмешиваться не станет, — еще раз напомнила княжна Шуйская. — А он клятв не нарушает.
— Верно, — обрадовались епископы. — Суд под нами, а митрополит ниже суда числится. Токмо в чем его обвинить можно? Вроде как никогда ни в чем…
— В колдовстве, — сказал со своего места Басарга. Все повернулись к нему, и боярин поднялся. — Десять лет назад Соловецкие острова нищей пустыней были с несколькими отшельниками. Ныне богатством и многолюдством Сергиеву посаду мало уступают. Разве сие, да еще так быстро, без колдовства сотворить можно было?
— Искусу отшельников подверг! — моментально сделал вывод один из епископов.
— В иных обителях монахи душу веригами, воздержанием, столпничеством, умерщвлением плоти спасают, — продолжил Басарга, — я повидал многие. У Филиппа же стол завсегда от яств ломился. Казну монастырскую, богатую на удивление, не на храмы и часовни он тратил, не на обустройство купелей и воздвижение крестов, а на пробитие каналов, строительство мастерских и садков, литейный двор и прочее баловство, никак Божьему помыслу не помогающее.
— И книгоделательную мастерскую поставил! — припомнил епископ с посохом. — Я так полагаю, решением священного Собора комиссию надобно создать да сыск провести по деяниям игумена Филиппа в обители Соловецкой. Я самолично готов в сие путешествие отправиться и вызнать все в точности!
— Я тоже согласен! — подал голос еще один архиерей из другого конца комнаты.
— Простите, святые отцы, — поднялась княжна Шуйская. — Однако же на службе я. Государыня после отдыха дневного проснется скоро, и я должна рядом быть… Пока ко сну перед вечерней не отойдет… — Судя по быстрому взгляду, последние слова предназначались Басарге. — На сносях она ныне. Тяжело матушке нашей…
— Да пребудет с тобою милость Господня, дочь моя, и да пребудет царица в здравии, — перекрестил ее Пимен.
Мирослава вышла — Басарга сел. Решил, что слишком быстрый уход вслед за княжной может вызвать подозрения.
— Стало быть, так и решим. На острова Соловецкие отправятся епископ суздальский Пафнутий и архимандрит Феодосий, — произнес архиепископ Пимен. — Полагаю, братья мои во Христе, помощников себе вы сами подыщете?
— Подыщем, отче, — заверили архиереи.
О согласии Церковного собора никто из них, похоже, не беспокоился. Да и зачем, если среди православных иерархов у северного выскочки ни единого доброжелателя не имелось? Все, что пойдет во вред митрополиту, они утвердят с радостью…
Дом был тих и жарко натоплен. Отпущенный отдыхать Тришка-Платошка затаился где-то наверху, и перед распахнутой дверцей печи Басарга сидел в одиночестве, глядя на пляшущие в топке желто-красные языки пламени. На столе рядом с ним стоял высокий басурманский кувшин из покрытого чеканкой и эмалью серебра, два золотых кубка, а еще миски с ягодными левашами, яблочной пастилой, апельсиновым тестом. К кислому немецкому вину русские сласти были в самый раз: и вкус оттеняют, и живот не отягощают, и сытные, ровно мясо.