БАСАД

А пока я пишу, этажом ниже орут друг на друга соседи. Особенно громко заходится соседская жена — тучная, неопрятная, но на редкость вежливая и обходительная при встрече на лестнице. Она орет на мужа, орет на своих детей: «Я убью тебя! Убью вас!» Порой мне кажется, что это они от ужаса. А этажом выше несколько раз в неделю бренчат на бесчеловечно расстроенном фортепьяно невесть какими судьбами занесенный в наши края детский мотив — в траве сидел кузнечик, в траве сидел кузнечик, представьте себе, представьте себе,.. — звучит это так безысходно, будто кто-то подвывает от ужаса, от животного страха. И я не знаю, что жутче — крики неопрятной тетки или этот болезненный и заведомо обреченный кузнечик, никак не ожидавший такого вот конца.

И на фоне осыпающейся окружающей реальности, телесного распада и увядания, я смотрю на себя и свой так называемый жизненный путь… Хотя это больше походит на заплутавшую тропку, затерянную стежку, если не на заячью попытку замести следы, скрыться, избежать… Чего избежать? От чего скрыться? Я точно не знаю.

Я только знаю, не хочу признавать, но где-то в глубине — знаю, что живу будто не по-настоящему. Будто тренируюсь. Набрасываю эскиз. Черновик. К чему-то готовлюсь, отрабатываю, оттачиваю какой-то жест, слово, штрих… А пока я упражняюсь, жизнь, проживаемая тем временем как бы понарошку, проходит каким-то «мимо»… А я все тренируюсь, чтобы когда-нибудь, когда настанет тот самый миг, взять кисть и сделать некий крайне важный и неповторимый мазок… Хочется так легко и изящно, чтобы взмахнуть крылом, чтобы рассыпались искры и… и… Но я все никак. Никак не могу красиво раскинуть крылья.

Да и как их раскинешь? Когда взгляд уже не так зорок, когда сломан позвонок, вывихнуто плечо, и не раскинуть крылья, как хотелось бы. И даже не раскинуть, как мог когда-то, и вовсе не так давно. Но все равно… Все равно ведь надеешься…

На что?

Смешно даже… смешно до слез.

Психосессия

— Привет, Ян. Как дела? Как себя чувствуешь?

— О-ох… какие-то непролазные дебри… — я обхватываю голову руками и скольжу невидящим взглядом по узорам выцветшего ковра.

— Хочешь поделиться? — почти шепотом произносит Рут, выждав минуту-другую.

— Да уж! Придется! — вскидываюсь я, озлобляясь на себя и свое аморфное состояние. — Куда не плюнь, кругом ублюдки. Один другого краше… — я с остервенением потираю виски. — Все опостылело. Тревожный Магистрант вампирит окружающих, МАксим — колхозный рыцарь — задолбал с его бойкотом и попытками примирения, ну и профессор Басад в своем репертуаре… А, да! Еще этот курс его… курс выживания — иначе не назовешь… — на меня снова наваливается сосущая тоска. — Не знаю, не знаю… Я скоро сойду с ума…

Опять воцаряется тишина, и я начинаю грызть себя за это — за несостоятельность, за неумение приступить к чему-либо без хождений вокруг да около, без предисловий, без экивоков. Хотя, казалось бы, к чему это тут — в до боли знакомом кабинете психоаналитика.

— Даже не знаю, с чего начать… — через силу выдавливаю я.

— Начни с чего-нибудь, — подбадривает Рут. — Не важно, с чего.

Я тяжко и как-то чересчур трагично вздыхаю. Что со мной такое? Что за слюнтяйство?

— Как-то вся жизнерадостность прошлой недели выветрилась. Наночастицы, теснота в комнате и Тревожный Магистрант… — Воспользовавшись санкционированной лазейкой, я принимаюсь говорить совсем не о том, о чем следовало бы: — Почему я должен, кроме профессора Басада, терпеть еще и его истерические закидоны?

— Что-то снова произошло между тобой и научным руководителем?

— Вот именно… Сперва я завалил первый экзамен. Ну, не завалил, но для аспирантов недостаточно проходного балла, надо сдать на отлично, а не то начинаются проблемы.

— Мм-угу, — понимающе кивает Рут.

— Потом он подставил меня на переэкзаменовке. До сих пор не могу понять, что это было.

— В каком смысле подставил?

— Ну,.. я там решил как бы в зеркальном отражении. В принципе, от этого ничего не меняется.

— Мм-угу.

— Та же задача, то же решение. Целый час бился. Потом вдруг меня осенило, подзываю Шмуэля, спрашиваю: «Можно так оставить?» А он: «На экзаменах следует решать то, что задано, а не что вздумалось!» Не помнишь? Я же тебе рассказывал.

— Помню, конечно. Только хотела уточнить.

— Ну вот. Вздумалось мне, понимаешь ли! Он же насильно меня записал. И все это изначально преподносилось в виде необязательной просьбы — походи, послушай. Аккуратненько, без нажима, прям как с нанотехнологиями… чудеса маневрирования, я только постфактум осознал, что область моих исследований изменилась. Шмуэль в прошлом году грантов нахватал, и теперь надо поставлять продукцию. Он же все наперед знал, заранее спланировал запихать меня в нанотехнологии, а прикидывается, будто это вышло само собой…

Да, так вот, в разгар сумасшествия со стипендией Азриэли профессор Басад вдруг зачисляет меня на курс. И беспечно так говорит: «Да ладно, это все для видимости». Но экзамен-то не видимость. И после бессонных недель с этой стипендией остается пять дней на подготовку. И что? И как? При таком-то объеме материала…