Басад

— Вы правы, — справившись с раздражением, я несколько раз вдумчиво киваю. — Прошу вас, давайте продолжим.

— Нет, не продолжим. Это крайне важно.

— Шмуэль, я все уяснил. У меня дислексия. Я всю жизнь пишу с ошибками.

— Мои аспиранты пишут грамотно. И тебя я тоже приучу. А уж когда ты защитишься, дислексии у тебя точно не будет!

И так он утюжит меня на тему грамматики где-то с полчаса. Гротескность этой проповеди пикантно оттеняет тот факт, что профессор Басад вот уже семь месяцев никак не удосужится научиться правильно писать мое короткое и, казалось бы, простое имя ни на одном из языков. Хотя можно было бы сделать над собой усилие, если не из соображений столь чтимой им грамматики, то из элементарной вежливости. Постоянно видит его в электронных письмах и документах, и все равно продолжает карябать мое имя по-своему и на английском, и на иврите.

А еще он недавно отколол такую штуку: недели две мы готовили документы для гранта от Ассоциации «войны» с раком. (Это дословный перевод с иврита — тут говорят не «по борьбе», а «войны».) Целыми днями мы вылизывали там все, вплоть до знаков препинания. Но тут надвинулась его священная суббота, и профессор Басад просто взял текущую версию с остаточными ляпами, присобачил к электронному письму и озаглавил его «Ассоциации войны» — без всяких там «с раком». Приписать в верхнем углу «басад» он, естественно, не забыл, зато следующая строчка выглядела так: «Уважаемая коллегия Ассоциации Войны!» Слово «рак» в письме ни разу упоминалось, зато войны было хоть отбавляй. Как несложно догадаться, грант от них мы не получили.³⁵

…Закончив наставление о первостепенной важности правописания, он как-то обмяк, потер воспаленные веки и милостиво позволил мне возобновить презентацию. На третьем слайде профессор Басад первый раз зевнул и стал клевать носом. На пятом — прикрыл глаза, свесил голову на бок и разве что не захрапел.

— Шмуэль,.. вижу, вы устали. Может, вернемся к этому в следующий раз?

Он встрепенулся, недовольно нахохлился и велел продолжать. Я говорю и на него поглядываю, а он снова сник и уже посапывает. Я беззвучно выматерился. Вхолостую прокрутил на экране элегантные и емкие слайды, над формулировками и оформлением которых трудился не покладая рук и почти не спал последние дни, свернул презентацию и закрыл лэптоп. Еще раз обвел его долгим ненавидящим взглядом, поднялся и направился к двери.

— Ты куда?!

Я обернулся, стискивая зубы.

— Все это очень… кхм… занимательно, но никак не относится к твоей диссертации, — заявил он, поправляя кипу и ощупывая лоб и бороду, словно они могли поменяться местами, пока он спал. — Что ты ходишь вокруг да около?! Где результаты? Ты вообще сделал хоть что-то из намеченного на неделю?!

— Но вы же велели отложить все в сторону…

— Есть план диссертации, в нем все четко указано. Порядок, очередность, сроки. Ты его подписал и теперь обязан исполнять. Остальное — идеи, мечты — это прекрасно, но в свободное время и только после согласования со мной. Почему мне приходится разжевывать элементарные вещи? Ты аспирант или Дон Кихот?!

После таких эскапад в моей голове всю ночь крутится бетономешалка, а наутро я встаю с совершенно зацементированными мозгами. Если есть возможность не идти на факультет, я весь день целенаправленно отсыпаюсь. Хоть урывками, хоть как угодно. Мне необходимо проложить между текущим моментом и минувшими событиями как можно больше ватных прослоек сна.

Господин Редактор

Долгое время я не решался приступить к описанию Редактора и наших взаимоотношений. С одной стороны, надо, чтобы вышло едко и иронично, с другой, — чтобы Редактор, полюбовавшись на эти художества, не послал меня вместе с новым романом куда подальше. А с третьей, я уже рассовал по тексту отсылки к этому фрагменту, так что отступать некуда. Придется как-то выкручиваться.

Итак, прочитав мой первый роман, Господин Редактор прежде всего заявил, что это не роман. А повесть. «Потому что роман — это эпическое произведение, где много сюжетных линий. А у тебя линия одна, и поэтому — повесть, а будь объем поменьше, и вовсе был бы рассказ». Отстаивать «эпичность» я как-то не решился, зато попробовал возразить, что, следуя его логике, романов, написанных от первого лица, вообще существовать не может.

Это не произвело на Господина Редактора особого впечатления, он снисходительно глянул на меня, как мэтр на дилетанта, и продолжил: «Рассуждения на отвлеченные темы надо сократить, а лучше совсем убрать». И припечатал: «Потому что они не содержат никакого смысла». Затем немного смягчился и прибавил, что они в принципе могли бы быть интересны, но там — в «неромане» — просто ни к селу ни к городу.