Барский театр

Но на прошлой неделе подруга позвонила Морозовой и, рыдая, сказала, что и с психотерапевтом все кончено. Когда она успокоилась, Морозова услышала очередную историю несчастной любви.

На днях психотерапевт, вероятно полностью проанализировав слова и поступки (а значит и чувства) своей избранницы, наконец решился и сделал ей предложение.

— Дорогая, — добавил он, — давай начнем нашу с тобой совместную жизнь с чистого листа. Давай будем друг с другом полностью откровенными. Мы оба взрослые люди и у нас обоих раньше были романтические связи. Я хочу, чтобы между нами не было никаких тайн, и у меня к тебе просьба — скажи, пожалуйста, сколько у тебя было любовников.

Тут подруга Морозовой прервала свой рассказ очередными рыданиями. Наконец она обрела способность говорить, и Морозова услышала печальный финал этой истории.

— Я, как дура, всю ночь не спала, все считала. И вспомнила 154 мужика, а утром сказала ему об этом. А после этого он исчез. Ну не сука ли он после этого?

Морозова, позавидовав прекрасной памяти своей подруги, из женской солидарности подтвердила, что он, действительно, сука.

Эта история Морозову почему-то не взбодрила. Наоборот, настроение у нее испортилось окончательно, и она, найдя где-то в углу своей квартиры букет засохших роз, принялась его рисовать.

И все-таки не последние сводки с передовой личной жизни мастера по батику стали причиной того, что Морозова стала спешно собираться в деревню, а посещение Серебряного Бора.

Морозова немного переживала из-за своих кустодиевских объемов. Поэтому зимой она регулярно ходила в бассейн, а летом старалась как можно чаще плавать в Москве-реке. Как раз в Серебряном Бору.

Морозова облюбовала в этом заповедном уголке столицы заливчик и подолгу сидела в реке, сжигая лишние калории.

Обычно Морозова приезжала Серебряный Бор в субботу и в воскресенье. А в последний раз художница побывала там в будни. Именно этот визит побудил Морозову на время покинуть Москву и для восстановления нервной системы отдохнуть в тихой деревне от суеты и пороков мегаполиса.

* * *

В Серебряном Бору во вторник было немноголюдно. На берегу ее любимой бухточки загорал одинокий худосочный молодой человек в плавках необычайно насыщенного бирюзового цвета (его, то есть цвет плавок, Морозова, как профессиональный художник, отметила сразу). Кроме плавок этот молодой человек больше ничем не выделялся.

Так вот, он, обнаружив появление Морозовой, приподнялся со своего полотенца, казалось бы, равнодушно (как с некоторой досадой констатировала про себя художница) посмотрел в ее сторону и вновь улегся, продолжая принимать солнечные ванны. Морозова сняла очки, разделась и, оставшись в купальнике, полезла в воду.

Как всегда, она плавала долго от одного края бухточки к другому, наслаждаясь прохладной водой, чудесным видом и полным безлюдьем. Неожиданно она обнаружила, что ее одиночество мнимое — молодой человек в бирюзовых плавках, который, по ее представлениям, должен был бы спокойно загорать на своем полотенце, не делал этого. Потом Морозова заметила, что он странным образом оказывался каждый раз на том берегу, к которому она подплывала.

Пытаясь найти объяснение этому феномену, Морозова, близоруко щурясь, стала следить за юношей и выяснила, что пока она плыла от одного берега заводи к другому, незнакомец стремительно (только ярко-синяя искра плавок мелькала в прибрежных кустах) обегал бухту и ждал прибытия пловчихи.

Причем ожидал он ее не бескорыстно, а, как удалось разглядеть Морозовой, приспустив свой купальный костюм.

Обнаружив, что она без ее ведома используется в сексуальном плане, Морозова разозлилась и стала двигаться быстрее, а потом и вовсе, доплыв до середины бухточки, внезапно возвращалась.

У молодого человека была слабая физическая подготовка, он начал опаздывать, и у него оставалось все меньше и меньше времени, чтобы щегольнуть перед Морозовой своим мужским достоинством.

Морозова своей тактикой настолько измотала юношу, что когда он в очередной раз добежал до финиша, то рухнул на землю. Сил у него ни на что не осталось — даже для того, чтобы снять плавки.

Тут Морозова подплыла к берегу, где, тяжело дыша, сидел страдалец. Но не из жалости. А как раз наоборот.

— Что ты все носишься? — укоризненно сказала Морозова этому сексуальному марафонцу. — Я ведь без очков все равно ничего не вижу!

— А вы подплывите поближе, — захныкал юноша, приподнимаясь.

— Вот еще, — гордо фыркнула Морозова и погребла прочь.

* * *

Местный житель, поймав ее взгляд на своей ширинке, ничуть не смущаясь, спрятал подол красной рубахи и неторопливо застегнул пуговицы.

— И все-таки, как вы относитесь к «Черному квадрату» Малевича? — прервал незнакомец размышления Морозовой о трудностях мужского существования.

— К «Квадрату» Малевича я отношусь сдержанно, так как больше склонна к реализму. Кроме того, к его «Квадрату» я относилась бы хорошо, если бы он в таком же стиле написал бы и себя. Но его автопортрет, насколько я помню, выполнен в подчеркнуто-реалистической манере.