Барракуда

Но моя покинутая шефиня не смирилась. Чего не сделала полиция, сделал Виктор из ее парижского зоопарка в Клиньянкуре. Он помнил меня по «Среди своих». Чертов емеля напал на мой след в Марэ и, не тратя времени даром, выследил меня при помощи родимой шпаны в Варшаве. Ему пообещали неплохой куш, еще бы! Для Ванессы я опасный свидетель.

Ну и одурачили же меня!

Одурачил иллюзорный покой и недоступность дома на улице Ватто. Чудилось – цитадель безопасности, оказалось – паучье гнездо. Потом я хотела слупить немного деньжат, но перестала контролировать ход событий, подчинилась какой-то сверхъестественной силе, которая привела меня… Вот именно, куда?

* * *

Я влипла, прежде чем успела разобраться в своих чувствах. Этер. А ведь знала, что он из себя представляет. Эгоист с навязчивой идеей. Бабулино солнышко и зеница папенькиного ока. И надо же, чтобы именно меня этот богатенький сынок сшиб с катушек… Неслыханная глупость, но я ничего не могла с собой поделать, хотя ждать могла только шишек да колотушек. Впервые я поняла, что со мной творится, когда Анна-Мари прислала фотографию с Палм-Бич.

Флорида, Атлантический океан. Анна-Мари в купальном костюме верхом на дрессированном дельфине, Анна-Мари в облегающих шортиках и тропическом шлеме за рулем сигарообразного автомобиля. И открытка со словами: «Привет Этеру от его родины».

– Классная телка твоя родина, – похвалила я фотографии Анны-Мари, хотя меня так и корежило.

– Это топ-модель из «Вог», я познакомился с ней на каникулах, на Багамах.

Меня затошнило еще пуще. Красивые, свободные, богатые, с незапятнанной биографией. На меня им наплевать, а ведь и я могла бы при желании выставлять голую задницу на фоне шикарной тачки.

Я не показывалась у Этера несколько дней. А потом у меня крыша поехала…

Утром, когда Ванесса еще спала, я вычеркнула из списка ее гардеробной, обширной, как универмаг «Лафайетт», велюровый костюм цвета ржавчины с отделкой из лисы. Несколькими стежками подогнала его на себя. Шить я умею так же хорошо, как менять свою внешность.

До сих пор я ничего не брала из вещей Ванессы, но в случае чего всегда смогу внушить ей, что она сама велела избавиться от костюма. Скорее всего, она вообще не заметит пропажи. Я знала тряпки, которые она любила рассматривать, если не надевать. Остальные Ванесса запихивала в дальний угол и потом забывала про них. Экономная до скупости, она совершенно не заботилась о состоянии своего гардероба.

Пролистав подшивки «Вог», я проанализировала все воплощения, лица и силуэты Анны-Мари. Запомнила ее характерные черты, постаралась проникнуть в ее душу. Что она может думать, чувствовать, переживать…

К обеду – а обедать Ванесса выходила в пять часов – я подала вино, куда добавила безвредный отвар из трав, который не дает никаких побочных эффектов. Заснет пораньше, так вылакает меньше коньяка, здоровее будет.

Через два часа я уложила шефиню в постель. В семь вывела из гаража машину Ванессы, переливающуюся изменчивыми зелеными бликами, как павлиний хвост. У Анны-Мари была такая же. Новый Поль, нищий турок, с поклоном открыл мне ворота.

Машину оставила на стоянке. К дому, где я снимала чердачок, не стоило подъезжать на столь элегантной тачке.

Меня так увлекло превращение в Анну-Мари, что вопрос, как отнесется к этому Этер, пришел мне в голову, только когда я остановилась у его дома.

И тогда я впервые заметила какого-то подозрительного типа. Нюхом, спинным мозгом почуяла опасность. Неужели мне на хвост села полиция?

– Анна-Мари! – Этер не узнал меня.

Но я не могла вволю насладиться своим искусством перевоплощения, мне было не по себе от присутствия типа на улице.

– Вот видишь, какая обманчивая вещь – внешность, – назидательно сказала я, сбрасывая парик цвета спелой пшеницы.

– Мерседес? – Он онемел от изумления. Этер знал меня только под этим именем. Он проследовал за мной в ванную и смотрел, как я смываю с лица черты Анны-Мари.

Молчаливый, мрачный, Этер как-то странно смотрел на меня, когда я, уже не похожая на девушку с обложки, уселась с ним ужинать. Я почувствовала себя незваной гостьей.

В тот момент я многое бы отдала, чтобы превратиться в знаменитую манекенщицу. Но дело было совсем не в ней, случайной знакомой. Я мало знала про Этера, и мне, замороченной любовью, отказал врожденный дар угадывать людей.

Он был закрыт для любви. Охваченный чувством собственной инакости, ущербности, заклейменный небытием матери. В его памяти не осталось даже следа от ее личности. Эта особенность рождала в Этере бунт против действительности и желание изменить эту действительность. Он все еще оставался маленьким мальчиком, а мысли о матери превратились в манию.

Приложил к этому руку и отец, который возводил безумные препятствия на пути Этера к истине, и другие люди, которые кто искренне, кто ради денег помогали Станнингтону-старшему.

И я внесла свою лепту, открыв ему существование ненормального брата.

– Ты кто? Актриса?

До моего маскарада он не спрашивал, кто я.