Барракуда

В напряженной тишине назойливо звенел сигнал тревоги. Стив уже понял, в чем дело. Никто и не пытался подобраться с этой стороны – через забор просто перекинули какой-то предмет. Позднее обнаружили мешочек с песком на длинном шнурке, повисший перед датчиком. Наверное, это задание бандиты поручили Барашко.

Когда поставщик театральных костюмов оказался перед домом на вершине холма, из-за кустов в него выстрелили. Барашко упал. Стив послал пулю невидимому убийце, которого выдали дрогнувшие лапы можжевельника.

Кусты затрещали. Второй бандит попытался пересечь дорожку, но его безжалостно высветил луч света, послушный сигналу фотоэлемента.

– Тут-то мой шеф его и подстрелил. Он ведь у окна стоял. А тот, которого я ранил, упал и сполз по склону. Но мистера Станнингтона понесло, он выскочил во двор, третий его там и подкосил. Я-то в бандюгу, конечно, попал, да только поздно было. Уж больно быстро все произошло. Почти одновременно. Вот так все и случилось. Лучше я рассказать не сумею.

Винцентия Барашко, решившего тянуть деньги с двух сторон, предавая и тех, и других, с самого начала, должно быть, списали. Вероятно, его убили бы в любом случае, чтобы не оставлять свидетеля. Вряд ли такого человека бандиты посвятили в суть дела.

Я смог полюбоваться на трупы, когда рассвело, и милиция справилась с работой настолько, что по территории усадьбы можно было передвигаться.

Ни на ком из бандитов не было ни костюма в стиле Великого Гэтсби, ни военной формы. Одеты, как большинство местных жителей. Этих людей я никогда не видел. Узнал я только лежащего у порога Винцентия Барашко.

* * *

Наутро в тишине своего кабинета я читал документальную повесть. Каждая бумага в своей бесстрастности словно стоп-кадр, запечатлевший жизнь. Вперемежку лежат документы из клиники Орлано Хэррокса и другие, подобранные хронологически.

Обязательство. Я, Станислава Бортник-Суражинская, прибывшая в Нью-Йорк с дочерью Ядвигой, обязуюсь вернуть две тысячи сто долларов с соответствующими процентами, посланные Анной Станнингтон адвокату Винцентию Барашко на нашу дорогу и его гонорар. Нью-Йорк, 1 августа тысяча девятьсот сорок шестого года.

Мать и дочь пропали бесследно, бросив землянку в Вигайнах. Пропали вскоре после переданного по радио объявления о том, что калифорнийская родственница разыскивает членов своей расстрелянной в войну семьи. Обе – чужие для Анны Станнингтон, хотя имена и фамилии совпадали с данными убитых.

Второй документ датирован тысяча девятьсот пятьдесят седьмым годом. После написания первой расписки минуло одиннадцать лет. На бумаге – печать клиники «Континенталь» в Бостоне.

Я, Орлано Хэррокс, свидетельствую…

Ничего необычного.

Двадцать четыре года назад на свет появился здоровый мальчик, его назвали Этер-Карадок. Внебрачный ребенок Пендрагона Станнингтона и Ядвиги Бортник-Суражинской. Польская фамилия матери искажена английской транскрипцией.

Следующий документ: копия справки из родильного отделения клиники, выданная для отдела записи актов гражданского состояния. С той же датой, что и предыдущая неформальная запись, только в рубрике «Имена и фамилии родителей' фигурирует Люсьен Бервилль. Подписал владелец клиники, доктор Орлано Хэррокс.

И досье на родителей. Доктор Орлано Хэррокс годами тайком собирал эти данные. Потом только записки об отце. Зачем ему это понадобилось? Неизвестно.

Необычная пара.

Промышленник из «Стандард Ойл» и польская иммигрантка, уборщица из нью-йоркского небоскреба фирмы на Парк-авеню, слушательница курсов живописи и художественного ткачества.

Ребенок родился, когда его отец находился в законном браке с другой женщиной, с которой он так никогда и не развелся, остановившись на раздельном проживании. Матери ребенка было восемнадцать лет, отцу – сорок восемь. Между ними лежала пропасть.

Почему именно она, маленькая уборщица? Почему Станнингтон вообще ее заметил, иммигрантку из страны своей матери? Может, последнее обстоятельство и стало решающим?

В его семье дети умирали. Что у настоящих Станнингтонов, что у ветви, основанной Яном Кардашем. Сам Пендрагон был единственным ребенком своего пожилого отца и деревенской девушки, приплывшей из Европы.

Станнингтон потерял двух жен: Кейт умерла, Рут с двумя детьми погибла в автокатастрофе, Ванесса рожала только умственно неполноценных детей. Третий из них, Артур, скончался совсем недавно, в возрасте тридцати пяти лет.

Когда Станнингтон обратил внимание на девушку, приехавшую из деревни его матери, даже, возможно, ее родственницы, ему уже было под пятьдесят. У него была все еще красивая жена и восьмилетний сын, которого приходилось пеленать и кормить, как младенца. Что и делали в швейцарской клинике. Тоска по здоровому, нормальному ребенку достигла апогея.

Еще один договор:

Мать ребенка в качестве возмещения морального ущерба, понесенного в связи с рождением и смертью дочери, получает одноразовую выплату в размере… от Пендрагона Станнингтона и настоящим навсегда отказывается от каких-либо претензий…