Барраяр

– Угу, – кивнула она, поднимая с пола опрокинутый компьютер и ища глазами, куда бы его пристроить. Однако в каюте имелся лишь один участок, не заваленный вещами или не покрытый толстым слоем пыли.

– Майлз, ты долго собираешься держать здесь гроб? – спросила Элен.

– Какая разница, где он находится? В морге холодно. А он не любил холода.

– Люди начнут думать, что ты свихнулся.

– Пусть думают что хотят. Я дал ему слово: если с ним что-нибудь случится, я похороню его на Барраяре.

Она нервно повела плечами.

– К чему столько хлопот, чтобы исполнить обещание? Он ведь мертв, ему все равно.

– Но я-то жив, – спокойно возразил Майлз. – И мне не все равно.

Она заходила по каюте, спотыкаясь о разбросанные вещи. Упрямое лицо, кулаки сжаты.

– Уже десять дней я веду занятия по рукопашному бою. А ты не был ни на одной тренировке.

«Рассказать ей о кровавой рвоте? Нет, не стоит – сразу же потащит в санчасть». А там, при более внимательном осмотре, обнаружится слишком многое: его истинный возраст, слабая костная структура – все, что он так тщательно скрывал…

– Баз работает в две смены, налаживая оборудование. Танг, Торн и Осон с ног сбились, обучая новобранцев. Но развал уже начался, все друг с другом грызутся. Майлз, если ты еще неделю просидишь в своей норе, флот дендарийских наемников придет точно в такое же состояние, как твоя каюта.

– Я знаю. Я же присутствую на офицерских совещаниях. То, что я молчу, еще не значит, что не слушаю.

– Почему же ты не слышишь, когда они требуют от тебя как от своего лидера окончательного решения?

– Ей-богу, им ни к чему мое лидерство, – сказал он, откидывая волосы со лба. – Баз чинит технику, Ард на ней летает, Торн, Танг и Осон и их люди сражаются, ты на тренировках поддерживаешь их физическую форму – все чем-то заняты, кроме меня… Вот ты твердишь мне все время: «Они говорят, они требуют!» А сама-то что думаешь?

– Какое это имеет значение?

– Но ведь ты пришла…

– Это они попросили меня прийти. Ты ведь больше никого к себе не пускаешь, или забыл? Они уже несколько дней не дают мне покоя. Вроде того, как христиане попросили Деву Марию стать посредницей между ними и Богом.

Отдаленное подобие прежней улыбки мелькнуло на его губах.

– Не Богом, а всего лишь сыном Божьим. Бог сейчас дома, на Барраяре.

– Хватит меня смешить, чертов зубоскал! – взмолилась она, закрывая лицо руками, чтобы не улыбнуться против воли.

Майлз взял ее за руку и усадил рядом с собой.

– А почему бы тебе не посмеяться? Разве ты не заслуживаешь хотя бы такой награды?

Она ответила не сразу, печально глядя на серебристый продолговатый контейнер в углу и блестящие царапины на дальней стене.

– Ты ни секунды не сомневался, что ее обвинения – правда? Ты сразу в них поверил?

– Я с ним общался намного больше тебя. Семнадцать лет, по сути дела, мы почти не разлучались.

– Да. – Она опустила взгляд на руки, зажатые между колен. – Я-то видела его только урывками. Он приезжал в Форкосиган-Сюрло раз в месяц, чтобы заплатить мистрис Хиссопи, – и никогда не задерживался больше часа. Он всегда был в этой серебристо-коричневой ливрее; мне казалось, что он в ней метров трех ростом. В ночь накануне и после его приезда я не могла заснуть от волнения. Лето было раем – твоя мать забирала меня в ваш загородный дом играть с тобой, и я могла видеть папочку целый день… – Ее голос сорвался, пальцы сжались в кулак. – И все это оказалось ложью. Фальшивое величие, под которым скрывался мешок с дерьмом.

– Ты знаешь, я думаю, он не лгал, – тихо сказал Майлз. – Он хотел забыть старую правду и создать на ее месте новую.

Она скрипнула зубами.

– Правда одна – я ублюдок, ребенок сумасшедшего насильника и матери-убийцы, которая ненавидит даже мою тень. Вряд ли я унаследовала от таких родителей только форму носа и глаз.

Вот он, самый главный, потаенный страх. Майлз вскочил, словно рыцарь, заприметивший вдали черного дракона.

– Нет! Они – это они, а ты – это ты. Ты сама по себе, и ты ни в чем не повинна.

– И это я слышу от тебя? В жизни не встречала большего лицемерия!

– Почему?

– Ведь ты – высшая точка в истории знаменитого рода. Цветок на родословном древе Форкосиганов…

– Чего-чего? – удивился Майлз. – Венец вырождения – вот что я такое. Не цветок, а чахлый сорняк. – Он запнулся, пораженный тем, что она смотрит на него с не меньшим изумлением. – Да, поколения множатся. Мой дед тащил на плечах груз девяти предков, отец – десяти. Мне пришлось взвалить одиннадцать – и клянусь, моя ноша тяжелее всех предыдущих, вместе взятых. Так что не удивляйся, что этот груз не дал мне вырасти. Он так давит меня к земле, что скоро от меня совсем ничего не останется.

Он нес чушь без удержу и понимал это. Его словно прорвало, словно плотина рухнула. Он весь отдался во власть этого потока, открыв шлюзы…

– Элен, я люблю тебя, я всегда тебя любил.

Она вскочила, как испуганный олень, но он, обняв, удержал ее.