«Вот он, позорный плен!» – звенела в голове отупляющая мысль. Он не обратил внимания на вкусный запах, доносящийся от готовящейся «солдатской» каши, на осёдланных коней, на подводы с ранеными.
Раздался топот копыт, и к сидящим пленным подскакал молодой явно командир противника. Единственное, что его старило, – это седые виски и проседь в не по возрасту густой бороде.
– Солдаты, – заговорил он, – я барон Комесский. Сегодня вы проиграли, но не бросили в беде своих товарищей, и это достойно уважения. Я не буду брать вас в плен, и более того – верну всё оружие и лошадей, дам продовольствие и подводы для раненых. Езжайте домой. Это не потому, что я такой добрый или просто дурак! Вы все наверняка слышали о грядущей войне с чернокнижниками, и я точно знаю – это не слухи. Она будет. Месяца через два. Никому не удастся отсидеться, даже нам, далеко находящимся от Северных гор. Думайте и готовьтесь. Вы свободны.
Развернулся и был таков.
– Кто командир? – выкрикнул представительный наёмник.
– Я, – поднялся ошарашенный полковник.
– Принимайте командование. Ваше оружие вон в той куче, разбирайте. Продовольствие и раненые – на телегах, коней вы видите. Ваши пехотинцы топают сюда и скоро будут. Счастливо оставаться!
Еоворивший вскочил на подведённого к нему коня и собрался было уехать, но его остановил полковник:
– Постойте! Как ваше имя, солдат?
– Командир наёмников десятник Прунис.
– Полковник ор’Буткос, начальник штаба корпуса в этой кампании. Скажите, то, что говорил ваш барон, правда?
– До этого момента всё, что он говорил, сбывалось. Честь имею!
Прунис развернулся и ускакал.
Глава 11
Наши потери оказались сравнительно невелики – тридцать убитых оборонщиков из засадной сотни да двадцать роновских наёмников-кавалеристов. И куча раненых, уже почти излеченных. Не принявшие участие в войне ополченцы страшно завидовали восьмидесяти выжившим, а те ходили задрав носы. Герои!
Неожиданно ко мне подошел Рухис, он возглавлял десяток в одном из домов.
– Господин барон, разрешите обратиться!
– Обращайся, Рухис, что так официально?
– Хотелось бы поговорить кое о чём, у вас есть время?
– Давай поговорим. Присядем вон на той скамеечке. Я слушаю.
Рухис помялся и вымолвил:
– Вы считаете нашу победу честной?
– Ах, вот ты о чём! Странно, почему ты, а не кто-нибудь из благородных это спрашивает.
– Не знаю, – пожал плечами мечник и горько усмехнулся: – Я вроде как «исправился» от разбойного прошлого, и снова засада. Конечно, всё понимаю: военная хитрость, наших солдат меньше, и выучка у них… да что там говорить, почти нету. Хотя у моих уже немного получается, я их хорошо гонял. Построение, перестроения, плечо товарища, не боятся конницы, и вдруг оказалось, – Рухис волновался всё больше и под конец непривычно длинной для него речи вскочил, – что можно ничему не учиться! Давишь на
Он даже покраснел от обиды. Серьёзно его задело! Главной была именно обида. Как у ребёнка, который строил замок в песочнице, душу в него вкладывал, а пришёл папа, наступил – и нет замка, даже не заметил. Не нужен он ему оказался. А так хотелось быть полезным, для него же старался! Странно было видеть такое детское чувство у большого, сильного, взрослого человека, бывшего разбойника и… неудобно. Иногда я ненавидел Фиону.
Я серьёзно задумался, мне многое показалось непонятным. Засада как засада – обычная воинская уловка. Пришлось за три дня перед нападением поработать в подвалах. Расширить, улучшить вентиляцию, укрепить, закрыть люки и перекрыть всё «отражением». Да ещё и привязать всем командирам засадных групп в домах по разговорнику. И сделать это за два дня, разумеется, с помощью магии. Так что даже пожар посада нам ничем не грозил. Только снизил бы внезапность, и потерь было бы больше – все солдаты лавийцев были вооружены «стреляющими» амулетами – не чета нашим, но всё же. Опять же атакующие амулеты не я придумал, так маги без всяких артефактов тысячи лет бьются, так в чём дело? Об этом и спросил мечника.
– Да вы что?! Собрать сотню магов вместе и заставить их стрелять в упор! Мне в страшном сне такое не снилось, а тут воочию увидел. Я и представить себе не мог, что так получится! Теперь вон ходят героями. Крестьяне, подмастерья и лавочники. А заслуг у них – вовремя выстрелить из палки.
– Ты же и сам стрелял!
– Но не считаю это доблестью! – И добавил тихим голосом: – Словно на большую дорогу вернулся.
– Слушай, кончай мне мозги полоскать! Как учил, так и учи дальше. Сколько было случаев отказа? А рассыпания амулетов сколько? Если бы вы по четыре штуки за раз с собой не взяли, неизвестно, что было бы. Ты думаешь, так всегда теперь воевать будем? Ошибаешься. Грядут ещё битвы с конными атаками и «честными», как ты считаешь, схватками. Или ты в отставку подать хочешь?
– Никак нет, господин барон! Разрешите идти? – Рухис встал по стойке «смирно».
Обида прошла, а стыд остался.
«Тяжело ему было среди налётчиков», – почему-то всплыло в голове.