Барон в юбке

В тот вечер, пока их неожиданный спаситель отсутствовал, ребята впервые за совместный путь отважились задуматься, а кем же на самом деле является человек, называющий себя Ассил Ле Крым. Мнений была масса, выдвигались самые разнообразные гипотезы и варианты, но все они так и оставались всего лишь детскими попытками разгадать тайну их странного спутника – загадочно женственного юноши с душой, принадлежавшей, казалось, одновременно и опытному воину, и мудрому старцу.

***

– Твой воин и потомок показал себя истинным рурихмом, сестра. Пожалуй, не смотря на то, что, по завещанному мною же этим людишкам, закону, он опозорен, я попытаюсь выполнить твою просьбу, и все же возьму его к себе, в Вирий…

– Для столь исключительных, неординарных людей и у Богов должны найтись исключения и отступления от правил – огромный, весь обвитый чудовищно бугрящимися мышцами мужчина, задумчиво погладил рифленую рукоять лежавшего у него на коленях боевого молота.

Усмехнувшись в пышные, тщательно завитые в замысловатые косы, усы цвета пшеничной соломы , он продолжил:

– В моих чертогах давно не появлялись столь грозные вои, способные так потешить старого Керуна, и я, видит Предвечная Мать, сделаю все, чтобы заполучить его к себе в дружину. Иди, сестра, и не беспокойся – душа твоего Стража займет достойное место на Пиру Героев в чертогах Вирия. Я сказал.

Проводив взглядом одетую в полупрозрачное платье, плетеное из вечно молодой, зеленой листвы, точеную фигурку сестры, Отец Рурихмов – бог грома и молнии Керун, устало откинулся на спинку своего трона.

– Проследи за выполнением! – небрежно кивнул он крупному черному ворону, сидевшему на резной перекладине у его изголовья. Бесшумно сорвавшись со своего места, птица растворилась в воздухе.

– А жирному борову Альиду-в фиолетовых зрачках грозного божества полыхнули молнии – велика будет честь – отгрести себе за просто так, благодаря моей давней ошибке с тем глупым законом, столь лакомый трофей. Слишком жирный кусок для тебя, братец, – подавишься…

Глядя невидящим взглядом куда-то вдаль, он зловеще произнес:

– Уже близок, слишком близок тот день, когда пир под сводами моего зала прекратится, и тогда, среди мечей и копий небесного воинства, эта дубина отнюдь не будет лишней, вовсе нет…

Гримли молча лежал на спине под открытым небом, всей кожей чувствуя на себе беспристрастный взгляд незримых и неосязаемых существ, и бездумно смотрел в глаза немигающим звездам. Тело себя никак не ощущало, лишь тишина ватными пробками давила в уши, изредка прерываемая жалостливым криком ночной неясыти.

Вот, в звенящую тишину ночного леса вклинился шуршащий звук чьих-то шагов и тихие, бормочущие голоса. Это был звук шагов сжимающих вокруг него смертельное кольцо, незримых прислужников повелителя подземного царства – макрахашей, пришедших по его грешную душу.

Шуршащий, приближающийся звук, сливающийся с то угасающим, то снова становящимся слышимым навязчивым, неразборчиво бормочущим речитативом, высасывал из совсем еще недавно могучего, а теперь бездыханно лежащего тела, остатки теплившейся в нем жизни. Лесной великан, долгое время бывший истинным Хозяином леса, без страха и волнения ожидал приближение неминуемого конца своего затянувшегося, и, как он сам считал, никому не нужного, существования.

…Когда-то, пять долгих лет назад, одетый в рубище человек, скрываясь от людей и от себя самого, вошел под полог древнего леса, по праву считавшегося самым гиблым местом во всей Срединной Империи, лелея лишь одну мечту и надежду – как можно скорее расстаться со своей никчемной, опозоренной жизнью. Убить раваллина безнаказанно могли лишь хищные звери – человек, даже просто взглянувший на Отверженного, уже подвергал свою душу неизмеримой опасности, поднявший же на такового руку – сам словно бы брал на себя часть его неподъемных грехов.

Его желанию не суждено было сбыться – некогда гиблые леса, последнее, древнейшее прибежище проклятых людьми и богами йольмов, наполненные жуткой нечистью и бьорхами-людоедами, теперь кишели гораздо более опасной и безжалостной тварью – опустившимися до уровня падальщиков-трупоедов людьми.

На банду таких полулюдей-полувыродков Альида и напоролся блуждавший, в поисках никак не желающей приходить смерти – избавительницы, одинокий странник.