Барон Унгерн

С легкой руки Оссендовского, чья книга до сих пор переиздается на разных европейских языках, Унгерн известен на Западе больше, пожалуй, чем другие белые генералы. Особенно популярен он во Франции. Здесь помимо биографических книг и статей ему посвящены три романа. Первый выпустил русский эмигрант Владимир Познер (Без удил. 1929; под разными названиями переведен на несколько языков); автором второго (Унгерн, Бог войны. 1964) был историк Жан Мабир, изобразивший барона как одержимого, но благородного воина, рыцаря и героя. Видимо, в пику ему Серж Девилль четырьмя годами позже издал роман «Солдаты и боги», в котором представил Унгерна абсолютным чудовищем, насильником и убийцей. В начале 1990-х годов, прочитав эти книги, Унгерном увлекся датский режиссер Ларс фон Триер; он собирался снимать о нем фильм по сценарию эмигрировавшего из СССР и жившего в Берлине писателя Фридриха Горенштейна, но проект остался неосуществленным[241].

С середины 1980-х годов Унгерн окончательно становится персонажем массовой культуры, закрепившись в ней как инфернальный злодей с мистическим уклоном. В 1987 году во Франции появился комикс, где он срисован с Клауса Кински, как Семенов — с Юла Бриннера. Недавно барон стал одним из главных героев франко-итальянского анимационного фильма из серии о приключениях мальтийского рыцаря[242], а затем — центральным действующим лицом компьютерной игры «Железная буря» («Iron Storm»), созданной фирмой «Wanadoo Edition» в жанре альтернативной истории. В ней Унгерн противостоит западному миру в роли тиранического правителя могущественной Русско-Монгольской империи, включающей в себя также и германский рейх. Он, естественно, стремится к мировому господству и разрабатывает секретное оружие, призванное воплотить эту мечту в жизнь. Создатели игры читали кое-какую литературу об Унгерне, придуманный ими мегало-маньяк имеет некоторое идейное сходство со своим прототипом. Он, в частности, заявляет: «Если моральное разложение и упадок духа будут продолжаться, Азиатская империя положит конец этим деструктивным процессам».

Биографии Унгерна появляются на Западе и сейчас, но все они носят компилятивный характер и опираются на общеизвестные факты[243]. Иногда их авторы пытаются ввести идеологию Унгерна в русло традиции, идущей от Данилевского и Леонтьева, хотя чаще нарисованный ими образ барона не слишком сильно отличается от того, каким он предстает в мульфильмах и комиксах[244].

2

В России рубежа тысячелетий Унгерн стал знаменем националистов и неофашистов, на соответствующих сайтах в Интернете можно найти его портреты в лубочно-иконописном или, наоборот, демоническом стиле. В первом случае он изображается как ангелоподобный субъект с кротким взором небесно-голубых глаз, во втором — как апокалиптический воитель, освещенный заревом пожаров. Попадаются выполненные готическим шрифтом лозунги типа «Барон Унгерн — наш фюрер!».

У правых радикалов почитание Унгерна приобрело истерический характер, а сам он сделался чем-то вроде святого, патронирующего борьбу не только с либералами и евреями, но и с иммигрантами. Существовавшая в 2001 году в Хабаровске маргинальная «партия» его имени ставила целью очищение «евразийского пространства» от евреев и китайцев, а двумя годами раньше неонацистское «Общество Нави», оно же — «Церковь священной белой расы», включило его в свой пантеон и провело в Москве, в Музее Маяковского на Лубянке, «обряд преклонения» перед памятью барона. Побывавшая на нем журналистка рассказывает: «В маленьком зале, освещенном красным светом, висел плакат, призывающий применить к недругам «смертную казнь разных степеней», стоял черный алтарь с фотографией Унгерн-Штернберга, дымились благовония и звучала странная музыка, создавая атмосферу мрачноватого мистического действа». Ораторы говорили о «закабалении благородных народов чужеродными и высших рас — низшими», о «христианской чуме, распространяемой враждебными Расе силами», и о том, что Унгерн — идеал истинного арийца-мистика, борца с иудаизмом как воплощением мирового зла. Он, по словам одного из выступавших, являет собой «кристалл, собравший в себе всю энергетику белой борьбы, какой она должна быть на самом деле — очищенной от либерального мусора».