Барон Ульрих

Правый фланг все же опрокинут Когдейром, конница разгромлена, мощное воинство Рингмара, еще днем шествовавшее по своей земле, практически все лежало бездыханным.

Для меня же самым страшным оказались ворвавшиеся в лагерь солдаты противника. Черные с желтыми полосами туники — цвета Когдейра. Убийцы моей приемной семьи, все словно повторялось. Солдаты, войдя в лагерь, учинили настоящую резню: рубили безоружных слуг, раненых, прорвавшись к шатрам, установленным для знати, стали рубить благородных дам, спутниц гостей барона.

Мы с Ви лежали под телегой, боясь пошевелиться в этом безумном круговороте смерти и криков боли. Бедная девочка уже даже не плакала, закрыв глаза и уши руками, тихо стонала. Я же просто онемел, наблюдая эту кровавую картину.

Как такое вообще возможно? Неужели это люди?

Неверный свет вечера и алые лучи заходящего солнца уступили место ночи, а битва все продолжалась. Удары, наскоки, отошли одни, подошли другие. Суматоха, крики и ржание раненых лошадей — все смешалось во тьме, укрывающей землю бархатом непроглядного покрывала.

Нужно было на что-то решаться, нужно было действовать. Сколько мы сможем еще прятаться под телегой? Сколько раз солдаты пройдут мимо? Бежать без оглядки? В ночь, где все еще слышны крики и гул сражения?

Сумбур в моей голове предлагал один план безумней другого. Рингмар отбил лагерь, сейчас мы среди своих, но где гарантия, что битва останется за нами? Скорей всего, мы уже проиграли, все, что у нас оставалось, это сам барон и его рыцари, разбитое воинство насчитывало единицы выживших, а меж тем у Когдейра были в резерве так и не вошедшие в бой лучники. Легковооруженная, но меж тем пехота.

Одно было ясно: нужно выловить лошадь, а лучше две, чтобы иметь возможность менять их, только так может появиться шанс спастись, ускакав от возможного преследователя. Но проще сказать, чем сделать. Свободные кони стояли стреноженные у разбитых шатров, под охраной десяти стражников.

Безумный день подсказал мне безумную идею. Я сам не верил в успех, но нервы уже сдавали, требуя действий. Выбравшись из-под телеги, я стал раздеваться сам и раздевать молодого барона, так и лежащего, уткнувшись лицом в землю, рядом с нашим убежищем. Мы были примерно одного возраста, роста, совпадал даже цвет волос, в этой кутерьме и хаосе была возможность, что меня охрана примет за него, нужно лишь правдоподобно сыграть этого хама — наглым образом потребовать лошадей, не думаю, что кто-то осмелится мне отказать.

Слабым местом моего плана была Ви, маленькая оборванка, по мнению окружающих, рядом с Ульрихом ее не могло оказаться. Каким образом провести ее? Это был серьезный риск: даже в случае первоначальной удачи, что меня ждало потом? Смерть, за такой обман со стороны простолюдина меня ждала смерть. Впрочем, плевать, мне нужно было выбираться отсюда и спасать Ви, на все остальное мне плевать. Как же сыграть? Что будет верным? Где я смогу найти подсказку?

Словно услышав мои мысли, судьба не иначе как своей рукой обрушила меня на землю, когда я пытался стянуть с барона штаны. Взгляд испуганно метнулся в сторону шатров, выхватывая краем сознания цветастый бутон на краю света от костра в лагере и тьмы, властвовавшей у телеги, где мы прятались.

Мне хотелось плакать от своей жестокости и цинизма, но бутоном была убитая дочка Вирт Кофа. Маленькая девочка, взятая в поход тупоголовым папочкой-рыцарем, лежала на земле, раскинув руки и кривя рот в немом крике боли, застывшем на ее детском ангельском личике.

Я сам себе кричал мысленно: «Как тебе не стыдно? Что ты за тварь бессердечная?» Но иного выхода я не видел, схватив девочку за ноги, я потащил ее к телеге, всхлипывая и стараясь не разрыдаться в голос. Мне нужна легенда для Ви, мертвым уже все равно, а у нас был шанс, безумный, глупый, но шанс выжить в этом кошмаре, и я его не упущу. Пусть я потом себя буду проклинать и ненавидеть всю оставшуюся жизнь, но что я скажу себе, когда подведу свою маленькую Ви, испуганно смотрящую на меня из-под телеги загнанным, перепуганным зверьком?

— Тихо, девочка. Главное, молчи и делай все, как я скажу. — Меня била с ног до головы дрожь, я весь перемазался в земле и крови. — Слышишь, Ви? Молчи, доверься мне, девочка. Все будет хорошо.

Раздевал трупы сам, своими руками. Ви пришлось силой доставать из-под телеги, срывая с нее жалкие лохмотья старого платья. Бедный перепуганный ребенок даже не плакал, просто в отчаянии смотрел на меня, не в силах вымолвить и слова.

— Не бойся. Прости, маленькая, так надо. Мы должны жить. — Я нес какую-то чушь, одевая ее в окровавленное платье, потом одеваясь сам, все это время оглядываясь и замирая в испуге при малейшем шорохе. «Нужно успокоиться, мне нужно успокоиться, — твердил я, пытаясь унять дрожь в руках, ощущая, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Как же страшно, Боже, как же страшно! Что я творю? Все это впустую!» Паника то нарождалась во мне, то гасла под ударами животного страха, твердящего, что нужно выжить любой ценой.