Барокко

Городские власти эту эпидемию не запрещали и для себя тоже зарезервировали несколько предков среди известных людей прошлого. Адам, Иван-царевич, Тамерлан, Чарли Чаплин.

Поскольку город славился своей несообщаемостью с внешним миром, погоня за предками ограничивалась городскими стенами. В результате скоро почти все в городе со всеми породнились, а бывшие клубы собаководов превратились в музеи родственных чувств; там же имелись донорские пункты, куда каждый мог сдать добровольную порцию крови на предмет подтверждения породы.

Правда, одновременно зверски усложнился процесс раскрытия преступлений. Требовалось допросить всех родственников, и их набегало с полгорода.

Одним лишь следовательским работникам было запрещено считать себя чьей-либо родней, иметь законно приобретенную через загс семью. Роль домашнего очага для следователей разыгрывала все та же секретарша...

Все шло неплохо. Щучий хвост вымахал с осиновый кол и гордо нес свою вахту. Следователи все больше подозревали друг друга и все больше друг на друга походили, так что секретарша, оказываясь с ними иногда по долгу службы в темноте, принималась их путать.

Нет, следователи, конечно, как-то различались. Глазами. У одного были карие, у другого - голубые. Или лысинами: одна - квадратная, другая - треугольная. Отпечатками пальцев, естественно. Но секретарша продолжала путать следователей: отпечатки пальцев - вещь мелкая, на нее особо не положишься... Следователи продолжали подозревать друг друга, тетрадки для учета пинков заполнялись цифрами и формулами.

К моменту его пропажи - нудных поисков в лабиринтах неона, в зарослях ежевики, в больницах - взаимные подозрения дошли до точки кипения с бульканьем и всякими ненужными пузырьками... Карие глаза заметно поголубели; голубые васильки, в свою очередь, не остались в долгу и обросли вокруг зрачка желтоватой рябью...

Следователи сидели за скрипучим столом и смотрели, как за дверью вместо нового родственника возникает во весь рост пустота коридора.

Две пары глаз прострелили темный, порожний прямоугольник дверного проема и вопросительно посмотрели друг на друга.

- Сквозняк, - предположил первый следователь, которого (пора наконец назвать вещи своими именами) звали Номер Один.

- Что-то часто у нас стали сквозняки заводиться, - сощурился второй следователь, на всякий случай пододвигая поближе тетрадь с пинками.

Этого следователя звали, как ни странно, тоже Номер Один. Имя Номер Один носила и интеллигентная секретарша. Поэтому, когда начальство вызывало Номера Один, являлись все трое. Начальство, как правило, быстро отпускало секретаршу, не без того чтобы пустить вдогонку какой-нибудь изысканный армейский комплимент... Потом долго смотрело на пальцы каждому из Номеров Один, вспоминая, у кого какие отпечатки... Бросив наконец эту угадайку, начальство говорило: "Ну, ребята..." Ребята браво поблескивали лысинами и мучились взаимными подозрениями.

Итак, Номер Один и Номер Один, поигрывая под столом наручниками, готовились к неприятной дискуссии о сквозняках.

Все же один из следователей подошел к двери и профессиональным жестом ощупал ее. Потом ощупал место, которое занимала дверь, до того как раскрыться. Это место не пробуждало в руке никаких ощущений, кроме неприятной впадины, в которую проваливалась ладонь. Впадина была уже коридором.

Выдернув руку из коридора, Номер Один сказал:

- Там никого нет.

Другой Номер Один многозначительно улыбнулся:

- Что-то у нас там часто никого нет.

Первый Номер Один уже собирался пойти обследовать на предмет затаившихся родственников коридор, но, услышав обидную реплику, остановился:

- Вы подозреваете, что это я причастен к его исчезновению?

- Нет, это вы подозреваете, что это я причастен к его исчезновению! Я и не подозревал, что вы подозреваете, что я вас подозреваю... то есть не подозреваю...

- Заговорились! - оборвал Номер Один.

Другой Номер Один быстро внес эту реплику в тетрадку, засчитав пинком.

Закрыв дверь, Номер Один двинулся обратно. У окна он остановился.

Окно было большим и голым, без занавесок. В нем жил и влажно блестел город, разграфленный рамой на шесть частей, включая небо. Кабинет, в котором трудились следователи, находился на одном из последних этажей. Весь город трепыхался в запыленных стеклах, как гигантская бабочка или муха, накрытая сачком...

И был прекрасен.

Время спасло город от землетрясений, бомбежек, туризма; защитило от коммунистов, нацистов, макдоналдсов и археологов; от умных крыс и глупых голубей;

от всего, что могло разрушить или осмеять его перезревшую девичью красоту.

Следователь, человек художественно не бесчувственный, в который раз залюбовался городом... В который раз спросил себя, не этот ли вид из окна удерживает его от того, чтобы плюнуть и уйти из проклятого кабинета. А может, и из самого управления, содрать с себя форму, надеть джинсы и свить себе семью, показав напоследок язык своему напарнику и этой легкомысленно увядающей секретарше. Хотя ей, возможно, и не стоит.

"Да, этот вид на город меня здесь и держит", - подумал следователь.