Барнаша

— Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут…

Говорил — видел перед глазами юное, чистое лицо Марка. Он не считал его своим учеником, но Марк почитал его Учителем. Мальчик был учён, вдова не чаяла души в сыне, и всё, что осталось после смерти состоятельного мужа, шло на её любимое дитя. Прежде всего — на обучение его. Ибо вдова, женщина честолюбивая, учёность считала главным достоянием человеческим. Марк, помимо обычного образования, обучался у учителей греческих, и изучал латынь. Марк был единственным, кто пытался записать Его, Иисуса, изречения. Как часто видел его Иисус в толпе, не приближающимся к Учителю, что было ему строго-настрого запрещено, с табличками в руках. Сосредоточенный, излишне, может быть, для своих лет задумчивый и строгий. И, вот, попытка спасти того, кого он любил и перед кем преклонялся. Пусть неудачная, но какая смелая и искренняя! Единственный из всех, и пусть виной его безрассудству — молодость, пусть так, но да благословит Господь тебя, Марк, за смелость и любовь, что живут в твоём сердце. Иные о любви лишь говорят. Вот, все оставили Его и бежали.

И повели Иисуса мимо садов и оливковых рощ, через поток Кедрон, потом по притихшим улицам спящего города. Но шум толпы, шедшей за ним, нарушали покой и тишину. Он был связан, шёл в окружении охранников, и каждый шаг давался с трудом…

74. Ночь ужасов

Камнепад — явление, нередкое в горах. Брошенный чьей-то неосторожной или равнодушной рукой камешек, несясь по горе вниз, становится движущей силой для множества других. Один, второй, третий камень сорвутся с места, и вот уже лавина, разбуженная ненароком, несётся с грохотом, громя и снося всё на своём пути. Горе тому, кто оказался на дороге в ту самую минуту, когда ожила лавина!

Так бывает и в жизни. Ничто не зависит от воли пославшего первый камешек в путь, и тем более от того, кто проходил мимо. А лавина бед обрушивается на ни в чём не повинного человека. Бездна разверзается под его ногами, одна драма порождает другую. Или минутное отклонение от истины быстро переходит в полное и намеренное её попрание, и рождается лавина лжи. За несколько часов или дней проживает человек столько, сколько не уместилось бы ни в прежнюю жизнь, ни, даст Бог, не войдёт и в будущую.

Как назвать равнодушную силу, метнувшую камешек? Общего мнения на этот счёт не существует. Люди говорят — рок, фатум, или судьба. Есть и другие, что утверждают — Провидение, Небеса, Бог. Часто винят Сатану. Так или иначе, время смятения, ужаса, всеобщих подозрений начинает свой бег…

Он был связан, шёл в окружении охранников, и каждый шаг давался с трудом. Легионерам было совершенно всё равно, куда вести свою жертву. Имей они приказания Пилата на этот счет, все попытки иудеев свернуть десятку, возглавляемую кентурионом, со своего пути были бы тщётны. Над ними просто посмеялись бы. Приказа не было. И, поскольку их путь начинался от жилища Ханана, и храмовая стража вела их теперь туда же, то не было вопросов — куда идти. А возникни такой вопрос — и кентуриону ответили бы веско: дело нуждается в предварительном расследовании. Провести его должен уполномоченный синедриона, а кто же может быть таковым, если не первосвященник Ханан? На этот счёт даны строжайшие указания начальнику храмовой стражи — а был им ни кто иной, как один из пяти сыновей счастливого отца.

Ханан был этим счастливым отцом, а то кто же? Хитрый, жестокий, преданный мирской суете, полный змеиной злобы и низости, так мало соответствовавших его должности, первосвященник Ханан был человеком крайне преуспевающим и счастливым. В это самое время к нему вели на допрос Иисуса, бывшего до сегодняшнего дня грозовой тучей на небосводе старика. Он готовился разогнать эту тучу, после чего продолжить жизнь безоблачную и довольную. Мог ли Ханан не гневаться на эту тучу, и мог ли он не радоваться быстрейшему исполнению своей мечты?

Ведомый стражниками Иисус между тем был погружён в состояние тревоги. Не за себя он боялся. Были, конечно, мгновения первого одиночества, чувства оторванности и ненужности себя в этом равнодушном мире. Но быстро прошли. В эту странную ночь Он был награжден ещё одним непостижимым даром Господа. Ормус, египетский жрец, бывший то ли другом, то ли врагом, давно бился над решением этой задачи. Но лишь в ночь ужасов обрёл Иисус способность ощущать присутствие отдельных людей, пусть крадущихся, старающихся быть незаметными. Не по звуку шагов, не по мельканию теней. Он впитывал не мысли, но настроения человека. Будь Симон-Кифа сейчас совершенно неподвижным, затаившим дыхание, ничего бы это не изменило. Ибо Иисус ощущал его присутствие как страх, тревогу, боязнь за себя и Учителя. Чувствовал тоску Кифы, различал круговерть совершенно несбыточных героических мыслей, роившихся в голове Кифы, в совокупности с его же трусливым стремлением к бегству. Не мысли читал Иисус, а состояния души.