— Я думаю, ты должен увидеть Ось, брат Миляга, — сказал он. — Это напомнит тебе о том, что такое ощущение власти. Ты уже пришел в себя?
— Вполне.
— Тогда пошли.
Он повел Милягу обратно в коридор и вверх по винтовой лестнице, мимо которой Миляга прошел несколько минут назад. Теперь же он стал подниматься по ней, ступая вслед за Сартори по изгибающимся ступенькам, ведущим к двери без ручки.
— Единственные глаза, которые видели Ось с того времени, как Башня была построена, — мои, — сказал он. — И это сделало ее чувствительной к чужому взгляду.
— Мои глаза — твои, — напомнил ему Миляга.
— Она почувствует разницу, — ответил Сартори. — Она захочет… прозондировать тебя, войти внутрь. — От Миляги не ускользнул сексуальный подтекст последней фразы. — Просто расслабься и думай об Англии, — сказал он. — Это быстро кончится.
С этими словами он облизал большой палец и поднес его к четырехугольнику свинцово-серого камня в центре двери, начертив на нем какой-то знак. Дверь ответила на этот сигнал. Запоры со скрежетом пришли в движение.
— Оказывается, слюна тоже? — сказал Миляга. — Я думал, сила только в дыхании.
— Ты умеешь использовать пневму? — сказал Сартори. — Тогда и я должен обладать этой способностью. Но почему-то у меня не получается. Ты научишь меня, а я… в обмен я напомню тебе несколько заклинаний.
— Я сам не понимаю, как она действует.
— Тогда мы будем учиться вместе, — сказал Сартори в ответ. — Основные принципы очень просты: материя и сознание, сознание и материя. Одно преобразует другое. Может быть, именно это мы и собираемся сделать. Преобразить друг друга.
Сартори толкнул дверь, и она открылась. При толщине по крайней мере дюймов в шесть она двигалась совершенно бесшумно. Протянув руку, Сартори пригласил Милягу войти.
— Говорят, что Хапексамендиос установил Ось в центре Имаджики, чтобы оттуда по всем Доминионам растеклась его оплодотворяющая сила. — Автарх понизил голос, словно для того, чтобы сгладить свою неучтивость. — Иными словами, — сказал он, — это фаллос Незримого.
Разумеется, Миляга уже видел эту башню снаружи: она парила высоко над всеми прочими дворцовыми постройками. Но подлинные масштабы ее величия открылись только сейчас. Это была квадратная каменная башня толщиной примерно в семьдесят или восемьдесят футов, а высота ее была такой, что укрепленные на стенах яркие факелы терялись вдали, словно дорожные знаки с люминесцентным покрытием на ночном шоссе. Необычайное зрелище, но и оно казалось ничтожным рядом с монолитом, вокруг которого и была воздвигнута башня. Миляга готовился к мощной атаке: он ожидал, что гудение будет сотрясать его череп, а заряд энергии обожжет кончики пальцев. Но ничего подобного не случилось, и это по-своему было еще более обескураживающим. Ось знала, что он здесь, но помалкивала, украдкой изучая его, пока он изучал ее.
Несколько потрясений ожидали Милягу. Первое, и самое незначительное, было вызвано ее красотой. Бока ее были цвета грозовых облаков, а благодаря огранке сияющие швы рассекали ее, словно спрятанные внутри молнии. Второе заключалось в том, что при всей своей огромности она не была установлена на земле, а парила в десяти футах от пола башни, отбрасывая вниз такую густую тень, что ее можно было принять за пьедестал.
— Впечатляет, а? — сказал Сартори, и его самоуверенный тон показался Миляге таким же неуместным, как смех у алтаря. — Можешь пройтись под ней. Давай. Это совершенно безопасно.
Миляге не особенно хотелось этого, но он слишком хорошо знал, что его двойник высматривает в нем признаки слабости, и любое проявление страха может быть позднее использовано против него. Сартори уже видел, как его рвало и как он стоял на коленях. Ему не хотелось, чтобы этот ублюдок поймал его еще на одной слабости.
— А ты разве не пойдешь со мной? — сказал он, оглядываясь на Автарха.
— Это очень личный момент, — сказал тот, подаваясь назад и предоставляя Миляге возможность одному ступить в тень.