Барабанщица

— Вот человек! — похвалил дядя Славку. — Это тебе не то что какая-нибудь девица, которая только и умеет к мачехе… в ящик… Ну, да ладно, ладно! Ты с самолёта попробуй прыгни, тогда и хорохорься. А то не скажи ей ни слова. Динамит! Порох!.. Вспышка голубого магния! Ты давай-ка с ним покрепче познакомься… Домой к нему зайди… Посмотришь, как он живёт, чем в жизни занят, кто у него родители… Эх, — вздохнул дядя, — если бы нам такую молодость! А то что?.. Пролетела, просвистела! Тяжкий труд, чёрствый хлеб, свист ремня, вздохи, мечты и слёзы… Нет, нет! Ты с ним обязательно познакомься; он скромен, благороден, и я с удовольствием пожал его честную молодую руку.

Дядя проводил Катю до одного из пересечений центральной улицы.

— Давай, — сказал он, — дальше вон до того угла, потом налево и до магазина — а там ты разберёшься. Я попозже приду.

Посвистывая, брела Катя по улице. Добравшись уже до дома и дойдя до разваленной беседки, она услышала шум и увидела, как во дворике промелькнуло лицо старухи. Волосы её были растрёпаны, и она что-то кричала.

Тут же следом за ней из кухни с топором в руке выбежал её престарелый сын; лицо у него было мокрое и красное.

— Послушай! — запыхавшись и протягивая Кате топор, крикнул он. — Не можешь ли ты отрубить ей голову?

— Нет, нет, не могу! — завопила Катя, отскакивая на два метра в сторону. — Я… я кричать буду!

— Но, дура… она же — курица! — гневно гаркнул на Катю бородатый. — Мы еле её поймали, и у меня дрожат руки.

— Нет, нет! — ещё не оправившись от испуга, бормотала Катя. — И курице не могу… Никому не могу… Вы подождите… Вот придёт дядя, он всё может.

Она пробралась к себе и легла на кровать. Было теперь неловко, и Катя чувствовала себя глупой. Чтобы отвлечься, она развернула и стала читать газету.

Прочитала первую страницу. В Ираке воевали, в Израиле воевали, в Чечне воевали. Взлетали на воздух кафе и дискотеки, гибли под бомбами города, и все обвиняли не себя, а кого-то. Неспокойно в мире, и в России неспокойно.

Потом стала читать происшествия. Здесь всё было куда как понятней.

Вот столкнулись две иномарки — обе машины вдребезги, но те, кто сидели внутри, живы. «Кавказцы, конечно. Кто же ещё ездит на иномарках?»

Вот на рынке подрались лица кавказской национальности, одного из них в потасовке ширнули ножом. Когда подоспела милиция, он вызвался быть пострадавшим. «Ну-ну…»

А вот объявление: бисексуал, «молодой и стройный» хочет познакомиться с девушкой. «Мнда-а-а… Молчал бы уже о том, что он бисексуал. Какая же приличная девушка захочет с ним знакомиться?..» А вот, стоп!.. Катя сжала и подвинула к глазам газету. А вот… ищут её, Катю… «Разыскивается девочка четырнадцати лет, Екатерина Щербачёва. Блондинка. Длинные волосы. Звонить: телефон 26–86–36», код краснодарский.

«Так, ясно! Значит, вернулась Валентина. Телефон не наш, не домашний, значит, ищет милиция».

Трясущейся рукой подвинула Катя дорожное дядино зеркальце.

Долго и тупо глядела. «Да, да, вот она я. Вот блондинка. Вот длинные волосы».

«Разыскивается…» Слово это звучало тихо и приглушенно. Но смысл его был грозен и опасен.

Вот они скользят по проводам и кабелям телеграммы, факсы, электронные письма: «Ищите! Ищите!.. Задержите!» Вот они стоят перед своим начальником, спокойные, сдержанные опера. «Да, — говорят они, — господин-товарищ начальник! Мы найдём гражданку Екатерину Щербачову, четырнадцати лет, блондинку, с длинными волосами, — ту, что взламывает ящики и продаёт старьёвщикам чужие вещи. Она, наверно, живёт в каком-нибудь другом городе со своим подозрительным дядей, например в Лазаревском, и мечтает безнаказанно поступить в школу МВД, чтобы служить в российской милиции. Эта лживая барабанщица, которую давно уже вычеркнули из списков Корниловского отряда, конечно, будет плакать и оправдываться, что всё вышло как-то нечаянно. Но мы ей не поверим, потому что не только она сама такая, но и отец её тоже сидит за уголовщину».

Катя швырнула зеркало и газету. Да! Всё именно так, и оправдываться было нечем.

* * *

Ни возвращаться домой, ни попадать в колонию для несовершеннолетних у Кати желания не было. Она упрямо хотела теперь в милицейскую школу. И она решила бороться за свое счастье.

Насухо вытерла Катя глаза и вышла на улицу.

Патрульные милиционеры, просто прохожие с газетой и без — все они теперь казались подозрительными и опасными.

Катя зашла в аптеку и, не зная точно — зачем, долго толкалась у прилавка, до тех пор, пока покупатели не стали опасливо поглядывать на неё, придерживая рукой карманы, и продавец грубо не спросил, что ей здесь нужно.

Катя купила пузырёк йода и, не задерживаясь, вышла.

Потом она очутилась возле парикмахерской. Зашла.

— Как стричь? — равнодушно спросила парикмахерша.

Катя подумала и заказала причёску в стиле ретро — как у Кэтрин Зэты Джонс в фильме «Чикаго». Пряди светлых волос тихо падали на белую простыню. Смотреть на них Кате было тоскливо и неприятно.

Волосы она попросила покрасить в каштановый цвет. Всё. Больше она не блондинка.

* * *

Сверкали на улице фонари. Пахло тёплым асфальтом, сигаретами, цветами и кофе.