Банк, который булькнул

— Да ещё все теперь поголовно бросают курить. Для меня болезни лёгких всю жизнь были поистине золотой жилой. Но только не сейчас. — Он снова покачал головой. — Просто не знаю, куда катится медицина. Если бы сегодня мой сын решил поступить в колледж и спросил меня, хочу ли я, чтобы он последовал по моим стопам, я бы ответил: — «Нет, сынок. Я хочу, чтобы ты стал бухгалтером или налоговым инспектором. Это профессия будущего, вот её и осваивай. А мне уже поздно». Ей-богу, так бы и сказал.

— Отличный совет, — закивал Келп.

Осбертсон тяжело вздохнул.

— Четыре тысячи.

— Да, этого вполне должно хватить.

— Ну хорошо. — Доктор кивнул и встал. — Подождите здесь. Сейчас принесу.

Он вышел из кабинета, а Келп, повернувшись к Виктору, подмигнул.

— Знаешь, всё-таки он оставил ключ в замке зажигания.

Глава 11

Сидящего в кинотеатре Дортмундера обычно можно было сравнить с огромным валуном на морском берегу — фильм шёл своим чередом, как бы накатываясь на него волна за волной, но не оказывал на него ни малейшего воздействия. Сегодняшний фильм — «Мадригал Мэрфи» — в рекламе был назван «трагифарсом» и давал зрителям возможность пережить все мыслимые эмоции, доступные человеческому мозгу. Нелепый и смешной главный герой, дети-калеки, нацисты, несчастные влюблённые — короче говоря, смотришь и не знаешь, что тебя ждёт в следующую минуту.

Дортмундер просто сидел. Рядом с ним Мэй стонала от смеха, всхлипывала, рычала от ненависти, стискивала кулаки, визжала от восторга… а Дортмундер просто сидел.

Когда они вышли из кинотеатра, часы показывали десять минут восьмого, так что у них ещё оставалось время перекусить. Они зашли в «Блимпи», и Мэй решила расщедриться на угощение. Когда они уже сидели за столиком со своими сэндвичами, она неожиданно сказала:

— Тебе не понравилось.

— Конечно, понравилось, — промычал Дортмундер, заталкивая пальцем в рот кусок хлеба с квашеной капустой.

— Ты просто там сидел.

— Говорю тебе, понравилось. — Пойти в кино предложила Мэй, и Дортмундер нехотя согласился, но большую часть времени в кинотеатре он провёл, размышляя о передвижном банке на Лонг-Айленде и о том, как его оттуда угнать.

— Тогда скажи, что тебе понравилось больше всего.

Дортмундер задумался, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из недавно виденного на экране.

— Цвет, — наконец сказал он.

— Я имела в виду — какое место в фильме?

Теперь Мэй и в самом деле начинала сердиться, а уж это было совершенно ни к чему. Поэтому Дортмундер напрягся и всё-таки кое-что вспомнил.

— Эпизод в лифте.

Режиссёр фильма додумался обвязать камеру крепким эластичным шнуром и сбросить её в ярко освещённую шахту лифта. Шнур не дал камере долететь до дна шахты и, прежде чем спокойно повиснуть, она некоторое время болталась из стороны в сторону. Весь этот эпизод, по времени занимавший сорок три секунды, был вставлен в фильм без перерыва в монтаже, и уже были известны случаи, когда в этом месте зрителей начинало тошнить en masse.[13] Все критики дружно сходились на том, что этот приём является одним из ярчайших достижений современного кинематографа.

Мэй улыбнулась.

— Точно. Отличное место, правда?

— Конечно, — согласился Дортмундер и посмотрел на часы.

— У тебя ещё есть время. Тебе ведь к восьми тридцати, так?

— Так.

— Ну, и что ты об этом думаешь?

Дортмундер пожал плечами.

— В принципе, это возможно. Разумеется, затея совершенно бредовая, но… — Не давая Мэй вернуться к обсуждению фильма и задать ему ещё какие-нибудь коварные вопросы, он поспешно добавил: — Впрочем, ещё предстоит решить кучу проблем. Но не исключено, что мы нашли «медвежатника».

— Это здорово.

— Хотя мы по-прежнему не знаем, где спрятать трейлер.

— Найдёте.

— Вообще-то он довольно большой.

— Нью-Йорк тоже.

Он покосился на неё, не уверенный, что понял, но решил не развивать эту тему.

— К тому же, ещё надо провентилировать вопрос с деньгами.

— Это может представлять проблему?

— Не думаю. Келп должен был сегодня кое с кем встретиться.