Банды Нью-Йорка

Джон Моррисей ушел с профессионального боксерского ринга в 1857 году, после победы над Хинаном. После этого он посвятил себя политике и развитию своего бизнеса. Первый игорный дом, который Моррисей открыл на доходы от своей бандитской деятельности, преуспевал. Доходы с этого предприятия позволили ему открыть одно из самых величественных заведений города той поры. Оно находилось на Бродвее, рядом с Десятой улицей, недалеко от здания протестантской епископальной церкви Святого Милосердия и магазина Ванамейкера. «С его столом, обслуживанием, кухней и атмосферой, – писал писатель-современник, – ничто не может соперничать по эту сторону Атлантики». В 1867 году Моррисей открыл шикарный игорный дом и ресторан в Саратога-Спрингс. После смерти хозяина эти заведения перешли в собственность Ричарда Канфилда, который был, наверное, самым знаменитым воротилой игорного бизнеса за всю историю Америки. Джон Моррисей всегда хвастался, что «никогда в жизни не нанес запрещенного удара и не передергивал карт», но в политике он не так строго соблюдал подобные принципы. В 1877 году Уильям Твид признался, что Моррисей осуществлял некоторые махинации с активами собственной партии. Вместе с Джоном Келли Моррисей стал одним из лидеров «Таммани-Холл» в начале 1870-х. Но через несколько лет он сошел с политической сцены. Связи Моррисея с бандами также оборвались после боя с Томом Хинаном.

Глава 6 ПОЛИЦЕЙСКИЙ МЯТЕЖ И БУНТ «МЕРТВЫХ КРОЛИКОВ»

1

Как и вся страна, в течение десяти лет, предшествовавших Гражданской войне, Нью-Йорк жил в возбуждении от надвигающегося конфликта. Участились столкновения, как в виде дебатов, так и физические, между аболиционистами и сторонниками рабства, а преподобный Генри Уорд Бичер со своей кафедры в церкви Плимут в Бруклине подливал масла в огонь громогласной критикой южан – владельцев человеческой плоти и душ. Многие из выдающихся священников последовали примеру Бичера и добавили свои голоса к растущему потоку протеста, а другие утверждали, что самым страшным источником бед является новомодный театр, и обрушились на знаменитую танцовщицу Сонтаг, которая поставила весь город на уши своими короткими юбками и разнузданными плясками. Говорят, она была первой женщиной в Америке, которая, по крайней мере публично, задирала ногу выше головы. Восторженные толпы переполняли театр, в котором она появлялась, и следовали за ней по улицам, а молодые люди с горячей кровью пили за ее здоровье и пели серенады под окнами ее дома.

Те же охотники за удовольствиями, которые не были очарованы прелестями Сонтаг, скапливались большими толпами в Нибло-Гарден, где Аделина Патти, которой еще не исполнилось даже 13 лет, изумляла критиков красотой своего голоса, или в Национальном театре, где в начале 1850-х была поставлена новая замечательная пьеса под названием «Хижина дяди Тома», побив все рекорды посещаемости в последующие 200 вечеров. Но мало кто оценил тогда старшего Соутерна, который забрался на скрипящие подмостки музея Барнума и изо всех сил боролся за развитие искусства, которое позже принесло ему славу «лорда Дандрири» и одного из лучших американских актеров. Скромное появление доктора Джеймса Литлфильда в начале 1854 года тоже прошло без участия духовых оркестров и танцев на улицах, хотя он поднял на большую высоту качество обслуживания в парикмахерской в доме 413 на Бродвее и породил профессию, клиенты которой сегодня исчисляются миллионами. Он был первым мастером по педикюру в Нью-Йорке.

Именно в это время или, может быть, чуть раньше политические деятели «Таммани-Холл» начали систематически приворовывать из городской казны. Члены муниципального совета 1850 года были настолько жадными, что их называли «сорок воров», таким образом запачкав грязью политики благородное имя самой первой из знаменитых банд Пяти Точек. Совет 1856 года был, по описаниям, таким же, и гангстеры, очевидно устыдившись того, как низко пало их имя, распустили свою банду и завербовались в ряды «мертвых кроликов».