Банды Нью-Йорка

Эти кабаки, особенно «Чэтэм-клуб» и заведения Барни Флина и Ниггера Майка, являлись также средоточием белых тунеядцев, которые стекались в Чайнатаун и зарабатывали на пропитание как «лоббигоус», или гиды по кварталу. Одной из известных личностей района в конце 1890-х годов был Большой Майк Абрамс. Когда-то он держал опиумные курильни на Пелл-стрит и Кони-Айленде, но в последние годы просто бродил по Китайскому кварталу, посвятив себя преимущественно дракам с китайцами, иногда принимая заказы на избиение или убийство и занимаясь перепродажей краденого. В последние дни жизни Большой Майк безумно гордился тем, что не меньше десяти китайцев встретили смерть от его руки. Троих он обезглавил складным ножом на Пелл-стрит перед приведенным в ужас сборищем их сородичей. Но Большой Майк выглядел уже не таким страшным, когда один из головорезов Хип Синг, известный как Сэсси Сэм, подстегиваемый рисовым бренди и розовым вином, гнался за ним вдоль Пелл-стрит с длинным кривым мечом. Вскоре после этого Большой Майк отрубил голову Линг Чену, и Хип Синг собрали совет по этому поводу, так как Линг Чен был не последним человеком в клане и его убийство требовало ответных действий. Через месяц Большого Майка нашли мертвым в постели, а его комната была заполнена газом, накачанным через тонкий садовый шланг, который тянулся от открытого крана в холле к замочной скважине в спальне.

Наиболее известным из всех белых бездельников Чайнатауна был Лопатка Чак Коннорс, который родился на Мотт-стрит в уважаемой ирландской семье и был окрещен как Джордж Вашингтон Коннорс. Он получил свое прозвище из-за любви к говяжьим лопаткам, которые в дни своей буйной молодости жарил на пруте над огнем, разведенным в канаве. В то время о нем много писали в газетах, особенно после того, как он стал признанным королем курильщиков опиума и удостоился титулов «Мудрец с Дойерс-стрит» и «Философ Бауэри». Он был одним из родоначальников характерного жаргона низов американского общества и имел устоявшуюся репутацию остряка и прекрасного рассказчика. В ранней молодости Чак был перспективным боксером в легкой весовой категории, но в последующие годы превратился в завсегдатая баров и бродягу. Часами он мог сидеть на стуле напротив «Чэтэм-клуба» не шевелясь, пока толпы туристов с благоговением взирали на него.

Весьма вероятно, что большинство крылатых выражений, приписанных Чаку Коннорсу, если не вообще все они, зародились в головах Фрэнка Уарда О'Мэлли и Роя Л. Мак-Карделла, которые писали тогда для «Сан» и «Уорлд». Коннорс считался благодарным источником для сочинений; от него можно было ожидать чего угодно, и он всегда удосуживался прочесть газету и узнать из нее, что именно он делает и думает. Когда больше не о чем было написать, Чак Коннорс всегда оказывался под боком, и таким образом, будучи постоянно на виду, он вскоре стал известен на всю страну. Его словечки, или, по крайней мере, те, что приписывали ему О'Мэлли и Мак-Карделл, пробились на сцену и даже сегодня воспринимаются как жаргон Бауэри.

Наверное, единственный период, в который Чак Коннорс работал, пришелся на тот год, когда он ухаживал за девушкой, которая впоследствии стала его женой. Чак устроился кочегаром на один из небольших локомотивов, которые возили поезда надземки до того, как линии были электрифицированы, и оставался полезным гражданином, пока его жена не умерла. Затем он вернулся к своему прежнему состоянию, став достопримечательностью Чайнатауна. Жена научила его читать и писать, хотя не очень хорошо, и он восхищал всех в «Чэтэм-клубе» своей эрудицией, проговаривая алфавит в обратном порядке и демонстрируя знание таблицы умножения. Коннорс часто появлялся в различных театрах Бауэри, а однажды был заявлен в афишах в известном театре-варьете Оскара Хаммерстейна «Виктория» на Бродвее. Вскоре после смерти жены вербовщик с Уотер-стрит обманом заманил Чака в матросы, и тот против своей воли отправился в Англию кочегаром. Когда корабль пришел в порт, Коннорс тут же сбежал и провел две недели в Уайтчепеле, где его очаровали манеры и нравы уличных торговцев. Особенно ему приглянулась их одежда, и по возвращении в Нью-Йорк Чак заказал модному портному на Дивижн-стрит пару широких моряцких рейтуз и синий, в горох квадратно скроенный пиджак, украшенный двумя рядами очень больших перламутровых пуговиц. Он их носил с синей рубашкой и ярким шелковым матросским шарфом. Чак Коннорс пытался сделать шапку торговцев с перламутровыми пуговицами частью джентльменского гардероба Чайнатауна и Бауэри, но эта идея была принята без восторга, и вскоре он заменил ее на черное или коричневое дерби, которое было тогда в моде.