Бандит, батрак

Потом Юра ушёл в армию, где его на первом году службы деды тоже беспощадно буцкали. Ну а на второй год он сам полноправно буцкал салаг. Вернулся домой другим человеком, будто подменили парня.

– Ого, – говорили однокашники, кто не уехал из города, и пытались мять каменные мускулы под футболкой.

– Того, – подтверждал он и вдруг резко сбрасывал бесцеремонную руку. Заламывал её за спину и держал так некоторое время. Шутя, понарошку – но чувствительно. Оставались чёрные синяки.

Сержант-землячок, с которым скорешились в армии, устроил Юру водителем к новому русскому. Юра тут же оказался втянут в хозяйские разборки. А там обвыкся, огляделся, надел малиновую водолазку, чёрную кожаную куртку и пошёл в бандиты. В киллеры. Время, повторяю, было простое, прямое, суровое: девяностые.

Молодое зарождающееся капиталистическое общество, как молодую неустойчивую планету Земля, потрясали катаклизмы. Вскипали океаны, воздвигались и рушились материки, извергались вулканы, вздыбливались горы. Готовилась колыбель для будущего поколения. Которое, если верить плакатам и учебнику истории, должно было жить при коммунизме. Но вот так всё повернулось…

Устояли на крепко расставленных ногах единицы. Ну, десятки, ну сотни, в том числе Юра. Сжав тяжёлые рукоятки холодного и огнестрельного, сказали про горы и моря, леса и недра, про заводы и фабрики, магазины и хлебопекарни: «Это моё». Как точку пулей поставили. «Кто-то что-то имеет против?» Против не имел никто.

Юра с Лялей познакомились на улице. Она цокала на сбитых каблучках на работу. Он медленно катил на диковинном в то время, заграничном длинном лаковом авто.

– Красуля, подвезти?

– С незнакомыми в машины не сажусь.

Вечером она сдала с рук на руки припозднившейся мамочке последнего малыша. Вышла за низенькую лилипутскую калиточку – а там Юра с миллионом алых роз. Ладно, не с миллионом, но с сотней точно.

– Будем знакомы. Юра, 27 марта 1967 года рождения. Место проживания улица Заводская, 23–99. Время рождения ноль часов 30 минут, роддом № 2. Могу предъявить соответствующую ламинированную бирку. Теперь можно вас подвезти?

Ляля расхохоталась, тряхнула упругими пружинками локонов. Имя полностью оправдывало её кукольную внешность. Или наоборот. Кудряшки, тугие целлулоидные щёчки, нежный круглый румянчик. Ресницы, будто купленные в круглой прозрачной коробочке в отеле косметики. Не девушка, а мечта бандита.

Об их свадьбе долго говорили. Мальчишник отметился тяжкими телесными. Мероприятие закатили в самом дорогом ресторане на пятьсот человек. Свадебный подарок оригинальный.

Двадцать три машины с гостями, привлекая внимание всех прохожих, оглушительно сигналя, подъехали к коттеджному посёлку. Ляля в воздушном платье, под цвет рдеющих щёчек, подобрав невесомое облако фаты, вышла и увидела…

Обвёрнутую в целлофан, перевязанную многометровой атласной лентой двухэтажную кирпичную коробку, с кокетливо взбитым гигантским бантом на макушке, на крыше… Рулон целлофана и полтора километра ленточки ушло на подарочную упаковку.

Лялина деревенская мама, учительница, не столько обрадовалась, сколько испугалась такого подарка. И жениха тоже. Прижимала пальцы к разгоревшимся щекам: «Ах, доченька, тут нужно десять раз подумать». Думать было поздно.

В ресторане она забилась-спряталась за колонну, так что Юре пришлось её вытаскивать. Дыша водкой, и селёдкой под луковой шубой, бормотал: «Обижаете, тёща. Что вы как неродная. Так сказать – почёт и уважение. Как вы есть мамаша…»

Юра самолично забрал Лялины документы из отдела кадров гороно: будешь сидеть дома. Единственное, что вытребовала Ляля: что она сама полностью займётся домом и участком. Она была куклой-куклой, но с деревенскими корнями. И, при хрупкости плеч и талии, ручки и ножки у неё были крепкие, полненькие, плотные, твёрдо стоявшие на земле.

– Твоё дело. Чем бы дитя ни тешилось, – сказал рассеянно Юра. Он шёл на поводу капризов любимой молодой жёнушки. Предупредил: – Но, когда родишь наследника – сразу найму няньку и домработницу.

Он всегда был чуть задумчив, отрешён, отстранён. Вроде здесь, разговаривает с тобой, а сам мыслями далеко-далеко. И поперечная угрюмая складка на переносице не разглаживается, с которой ещё из армии пришёл…

Вообще, молодожёны редко пересекались. Работа у него была ответственная и опасная – дважды с огнестрельными лежал в больнице. Ляля ему таскала кастрюльки с протёртым супчиком с зеленью, с витаминными салатиками – всё с собственных грядок.

– Юр, тут у соседей парень батрачит. Найму его землю раскидать?

– Блин, да хоть бригаду нанимай, – психовал Юра. – Чего ерунду-то спрашиваешь?

Специфика работы не могла не сказаться на характере Юры: он стал портиться. Тогда говорили: быкует парень. Нередко, когда он звонил, в мембране слышались матерная брань, женские взвизги и смех. Ляля старалась не брать близко к сердцу. Любит ведь: даёт деньги, дом полная чаша.

На звонки не отвечал сутками. Ляле было не привыкать: бывало, что не давал о себе знать и по месяцу. От дурных мыслей отвлекала возня по хозяйству.