– Нет! Он сука был, такая сука! Они все суки… Ты не знаешь, что это за люди! Мы одну хату чистили, положили троих на пол, они лежат, не пищат, мы стали уходить, а он в них стрелять стал, из удовольствия! Перевернет и выстрелит, перевернет и выстрелит! Отморозок!
– Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?
– Тебя? – Меня-меня. Фраера, который запаску менял.
Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…
– Ты как меня засек? – вдруг изумился Борик.
– А никак, – осклабился Сазан.
– Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…
– Я знаю. Тебя Шутник навел.
– Это ты откуда такой образованный?
– Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, как-то они нас засекли…
– А Рыжему ты это сказал?
– Нет. Рыжий ничего не знает. Рыжий говорит, что ты пушку от Шерхана получил, что это все шуточка Шерхана…
– Так! – сказал Сазан. – Рыжий так при тебе и закричал, что я – человек Шерхана?
– Да. Говорит: Шерхан этого фраера на меня навел, Шерхана за это надо валить.
– И ты решил рвать когти?
– У них там между собой такое начнется, – пробурчал Борик, – что я лучше посижу в бельэтаже.
Нестеренко помолчал, а потом переломил баксы о тускло блеснувшую в лунном свете струну.
– Когда должны отпустить мальчишку?
– Когда я привезу бабки.
– Значит, он до сих пор у Шерхана?
– Наверно.
– Где?
– Не знаю.
Носок Нестеренковой кроссовки въехал под ребра боевику.
– А-а! Правда не знаю! Может, на заводе. – Каком? Где водку гонят?
– Да.
– Это куда меня Рыжий предлагал увезти?
– Наверно.
– Где этот завод?
– У Москвы-Сортировочной. Там если по шпалам идти, то за километр от станции будет ветка, а от нее еще одна ветка. Первая – на овощебазу, а вторая – на завод. Белый такой забор.
– А почему ты считаешь, что он на заводе?
– Место глухое. Стволов много, а чужих глаз мало. Склады с замками… Шерхан там тоже сегодня будет.
– Чего он там делает?
– Товар должен прийти. Тушенка, курточки.
– Тушенка? На завод?
– Да гуманитарная помощь, – разъяснил Борик, – там же железнодорожная ветка. Они сначала по этой ветке цистерны со спиртом гоняли, а потом приспособили для гуманитарной помощи.
– Что же, – изумился Валерий, – так и воруют, вагонами?
– Подумаешь, вагонами, – обиделся Борик, – у нас мужик был из Азербайджана, так у них рядом с деревней газопровод шел. Они к этому газопроводу подсоединились и сосали всей деревней.
– А какой это состав?
– А я что, знаю? Нам сегодня говорили, что вечером разгрузка, мне еще сказали: поедешь, Борик, к Иванцову днем, чтобы успеть на разгрузку.
– А часто там Шерхан бывает?
– Шерхан? Да нет, у него в последнее время другие дела. Он в Совмине чаще, чем на этом заводе! А сегодня вроде должен был прийти.
Валерий усмехнулся какой-то кривой улыбкой.
– Это ты убил моего бухгалтера?
– Нет! Не я! Это люди Шерхана!
– Кто?
– Не знаю! Колям! Или Артем Шанхайчик…
Борик врал. В кооперативе они были вдвоем с Леськой, но Нестеренко никак не мог этого знать.
И вдруг Борик по щенячьи, по-детски заплакал.
– Я действительно хотел бежать, – сказал он, – я бы Рыжего убил, если смог, он такая сволочь, такая сволочь…
Нестеренко встал: струна в его руке подмигнула тормозным огням тачки.
– Ничего, братец, – сказал Нестеренко, – я убью его за тебя.
В следующую секунду Валерий развел руки. Боевик захрипел. Струна перерезала горло, как кусок твердого пошехонского сыра, и, вытянувшись, зазвенела в руках Валерия.
Голова боевика уставилась на Валерия безумными и опустевшими глазами, тихо качнулась и скатилась в колею, проделанную «Москвичом» в мокрой земле.
Валерий снес труп в багажник и туда же кинул голову. Затем отогнал «девятку» подальше на просеку, пока та вконец не завязла в глинистой колее. Мельком Валерий посочувствовал хозяевам «девятки», теперь уж точно менты затаскают автомобиль да и раскурочат его на запчасти…
Ночь уже накрыла подмосковный лес черной автопокрышкой. Небо сияло тормозными огнями звезд, и кусты вокруг злосчастной «девятки» гнулись от ветра, шарили руками по земле, словно шеренга пьяниц, потерявших бутылку коньяку.
Валерий откинулся на сиденье «Жигулей» и, порывшись в рюкзаке, прикинул, сколько у него денег.
Визит к Иванцову принес ему тридцать кусков.
Интервью с Бориком принесло еще сорок.
За вычетом того, что Валерий отвалил врачу, в рюкзачке теперь лежало шестьдесят пять тысяч – сумма достаточная, чтобы затеряться вне пределов досягаемости российской милиции…
Через пятнадцать минут Валерий вышел из леса и сел в бандитский «Москвич».
В двенадцать тридцать пять Валерий сунул свой рюкзачок в камеру хранения Курского вокзала, предварительно убедившись, что вокзальные блюстители порядка его не засекли.