Как мы уже сказали, в эпоху строительства коммунизма бывшая барская квартира была разделена на две коммуналки и отдана во владение трудовому метростроевскому коллективу. Одна из коммуналок – та, в которой жил Валерий, – выходила только на черный ход. Другая имела два выхода – и черный и парадный. Квартиры были разделены между собой самым примитивным способом: одна из дверей между двумя комнатами была заложена кирпичами, обмазана известкой и оштукатурена. Замурованная дверь находилась ровно посередине левой стены, там, где вечером ставили для Валерия кресло-кровать, и много-много ночей Валерий провел, припав ухом к обоям и с упоением слушая едва различимые голоса из соседней квартиры. Там проживала отдельная семья – инженер, учительница и две кошки, и Валерию казалось, что за заложенной кирпичом стеной начинается рай. – Открывай, падла, а то кишки на окне развесим! – орали в коридоре.
Валерий напружинился, отступил на три шага от левой стены и взлетел в воздух. В прыжке развернулся на девяносто градусов, и его правая нога безукоризненным йоко-гери вошла в кирпичную кладку.
Послышался треск рвущихся обоев и грохот рушащихся кирпичей и Валерий ввалился в рай.
Этот рай напоминал кухню обшарпанной, но чистенькой квартиры. Посреди комнаты стоял круглый стол, за которым ужинала одинокая учительница; с диким мяуканьем улепетывала в коридор ошарашенная кошка.
Учительница, которая давно прислушивалась к звуковой композиции из соседней квартиры, молча уставилась на Валерия, уронив ложку.
– Извините, – сказал Валерий, – где у вас тут выход?
И устремился по коридору, на ходу поправляя лямку сваливающегося рюкзака. Где-то за стеной рухнула еще одна дверь – преследователи вломились-таки в его комнату.
Когда Валерий выбежал в прихожую, ему бросились в глаза ключи, аккуратно повешенные на гвоздик близ зеркала. Валерий сгреб ключи, отщелкнул дверную щеколду и, мстительно улыбаясь, запер дверь снаружи. Затем, не заботясь более о ключах, уронил их на аккуратный резиновый коврик, постеленный перед квартирой.
Менты матерились перед запертой дверью.
– Открывай! – орали они, вытряхивая из тапочек бледную и заикающуюся учительницу.
– К-ключи, к-ключи, – повторяла она, слабо указывая рукой на опустевший гвоздик перед зеркалом.
Шакуров молча сидел в коридоре – два опера не спускали с него глаз. Наконец дверь иванцовского кабинета распахнулась, и из нее вышел следователь в сопровождении двух понятых.
– Александр Ефимович, – сказал следователь, – вы не возражаете, если мы проедем в прокуратуру?
– Возражаю, – сказал Шакуров, – у меня в три ноль-ноль важная встреча.
Миклошин молча оглядел бизнесмена.
– Скажите, Александр Ефимыч, вы приехали в это здание с Нестеренко в качестве соучастника или в качестве жертвы?
– Вы слышали, что сказал Иванцов, – тихо проговорил Шакуров.
– Как жертва вы должны быть заинтересованы в том, чтобы помочь следствию в розыске преступника, скрывшегося, кстати, с вашими деньгами. Прошу.
И после этих слов Шакурову ничего не оставалось, как тихо проследовать между двумя оперативниками в черную с бордовыми сиденьями «Волгу».
В коридоре прокуратуры обоим им преградил дорогу толстый молодой армянин.
– Товарищ Миклошин, почему у меня забрали дело об убийстве в кооперативе «Снежокъ»?
Миклошин барственно улыбнулся: – Потому что вашего подследственного, Вазген Аршалуисович, два часа назад чуть не взяли с поличным при вымогательстве.
– Что значит – чуть не взяли?
– Чуть не взяли, потому что он обстрелял наших сотрудников из крупнокалиберного пистолета иностранного производства и сумел бежать. Вы совершили серьезное упущение, Вазген Аршалуисович, не арестовав вооруженного рецидивиста при наличии несомненных доказательств его вины.
Он развязно ткнул в Шакурова пальцем и добавил: – Вот, гражданин фирмач десять тысяч баксов из-за вас потерял.
– И, обратив шись к Шакурову: – Пойдемте, Александр Ефимович.
– Александр Ефимович, – сказал армянин, – зайдите, пожалуйста, после вашей беседы ко мне. Кабинет 317, Вазген Аршаков. Буду вас ждать.
Кабинет следователя Миклошина располагался в самом конце длинного, темноватого коридора и решительно не соответствовал облику самого Миклошина. Кабинет был светел и скорее беден, чем аскетичен. Следы, испещрявшие блестящую поверхность стола, неопровержимо изобличали его владельца в том, что на стол этот ставили без блюдца чашки с горячим кофе, тушили сигареты и иным образом злоупотребляли народной собственностью о двух тумбах и четырех ножках.
Безупречные рукава миклошинского костюма, из-под которых высовывались жесткие манжеты цвета рафинада, как-то странно выглядели на этом столе.
Миклошин усадил Шакурова в старое кожаное кресло, пододвинул к себе чистый лист бумаги и начал: – Имя?
– Шакуров Александр Ефимович.
– Год рождения? – 1964-й.
– Место работы?
– Председатель кооператива «Параллель-плюс».
– Вы знакомы с Валерием Нестеренко?
– Я учился с ним в школе.
– Согласно показаниям сотрудников фирмы это вы привели Нестеренко к Иванцову.
–Да.