Банда возвращается

– Я в законе, оперу не пою.

– Ругаться вам Япончик не разрешает, – вздохнув, уточнил Бондарович, – да и повязаны вы крепко на одно и то же дело, хотя с разных концов, перспективы большие.

Вроде делить вам нечего.

– Делить всегда есть чего, – философски заметил Сева Могилевчук.

Однако Александр пропустил его замечание мимо ушей:

– Так вот ситуация в корне изменилась, но тебе об этом еще ничего не известно…

– Решили позаботиться обо мне и вытащили с утра под пистолетом для консультации? – Могилев откинулся на стуле и принялся покачивать ногой. – Спасибо за доброту, я лучше домой пойду.

– Лет через…

Глаза Севы стали злыми:

– Через сколько?

– Япончика взяли на горячем. Сегодня весь день ведутся допросы.

– Где?

Бондарович закурил новую сигарету, открыто наблюдая за лицом "вора в законе". Глядеть на него Банде удовольствия не доставляло. Казалось бы, обычное лицо делового человека, волевого и уверенного в себе. Однако лицо это могло вмиг искривиться в отвратительной гримасе, а правильная и спокойная речь в любую секунду могла смениться изощренной и грубой "феней". Кто-кто, а уж Сева "феню" знал!.. Точно так же деловой человек мгновенно превращался в нем в "делового" – вора, для которого грабежи, вымогательство и убийства – такие же привычные операции, как кредит и оплата налогов.

Могилевчук заинтересовался и забеспокоился. Понятно, арест Япончика не мог не затронуть его интересов, и реагировать тут нужно было быстро…

Бондарович заметил его беспокойство:

– Допрос ведется в Америке, конечно. Он же на родину не собирался.

– На чем он спекся?

– Вымогательство, взят с поличным.

– Туфта!.. – сверкнул глазами Сева.

– Пытался получить с фирмы "Саммит Интернешнл" три с половиной миллиона долларов для банка "Чара".

Знакомо?

Несколько секунд длилось встревоженное молчание.

Банда подмигнул собеседнику:

– Конечно, знакомо. Ты сам выводил Садыкова и Коростышевского на Япончика. Они приехали в Нью-Йорк и вместе с Япончиком попытались накатить на "Саммит Интернешнл", а те струсили и обратились в ФБР.

Сева расслабился с довольно натянутой улыбкой:

– Допустим. Мне что до этого? У Япончика свои дела, а у меня свои.

– Брехня, Могилевчук, – засмеялся Александр, – плохая мина при плохой же игре. Япончик оставит теперь активную деятельность на много лет. Как бы дело ни пошло, а ФБР и суд присяжных засадят его на максимально возможный срок, – просто для того, чтобы показать, что им не надо русской сволочи на своей земле, собственной уголовщины хватает. А что из этого следует? Сечешь за мыслью?

– Что?

Голос Севы не дрогнул, сигарета в руках не затряслась, но Бондарович прекрасно понимал, что мозг вора в законе сейчас лихорадочно просчитывает все возможные последствия этого внезапного ареста в Америке.

– На деятельность всех фирм, связанных с Япончиком, будет наложен арест и будет произведена их тщательная и детальная проверка.

– Ну, и что?

– Это значит, что Интерпол проверит и твой "Арбат интернешнл", по которому деньги идут в Будапешт, и "Ритуал", и "Аткома" в Вене, и "Славик Инкорпорейтед" в США, – перечислял по пальцам Бондарович; он неплохо владел информацией. – Еще назвать?

– Как хочешь.

– Как по-твоему, что найдут?

– Ничего, – голос Могилевчука был холоден, как затвор пистолета на морозе.

Александр опять сверлил Севу глазами:

– Может быть, и ничего. Хотя вряд ли… Но самое главное, ты понимаешь, не в этом.

– Так в чем же, чем ты меня хочешь напугать, майор? Интерполом? Плевал я на него, – Могилевчук и правда едва не плюнул на пол; наверное, бандиту все труднее было держать себя в руках – он был довольно импульсивный человек.

– Япончик надолго вышел из активной игры. Он, конечно, сможет и из камеры при помощи адвокатов вести стратегическую линию вашей "корпорации" или "фирмы", Как ее называет ваша "братва", – начал объяснять Александр. – Но кто-то из ближайших помощников должен заменить его по многим тактическим или, если хочешь, рутинным, вопросам здесь, на свободе…

– Известно, заменят, – согласился Сева.

– А теперь представь, что ты сначала просидишь в Лефортово тридцать дней, потом я предъявлю тебе обвинение в незаконном вывозе капитала за рубеж – на основании тех документов, которые мне предоставит Интерпол за эти тридцать дней. Вполне реальная перспектива, правда?.. – Александр чувствовал, что садится на белого коня. – И еще я побеспокоюсь, чтобы "тюремная почта" для тебя работала очень плохо, и Розбашу твоему продажному создам некоторые затруднения, чтобы он твои "ксивы" на волю не таскал…

Могилевчук слушал его с мрачной физиономией.

Александр продолжал:

– У меня есть кнопки, на которые я могу нажать.

Как ты думаешь, к каким последствиям это приведет для тебя?

– А для тебя? – в глазах вора блеснула неприкрытая ненависть.

"Проняло, проняло сукиного сына, – понял Бондарович. – Теперь все пойдет, как по-писаному: сначала угрозы, потом предложения взяток, потом "торговля" на моих условиях… Никуда ты, голубчик, не денешься. Закукарекаешь, если захочу, а нужно будет, – закукуешь!"

– Подходим к сути дела? – усмехнулся Александр.

Сева Могилевчук крепился из последних сил: