Банда отпетых дизайнеров

– Андриян, проснись! – позвала я, пощекотав спящего за вторым ухом, не охваченным творческим процессом.

– Аа-а? – хрипло отозвался Сушкин, поднимая голову.

Он посмотрел на меня, но, кажется, не узнал. Андрюхины глаза были узкими, припухшими и имели мутно-зеленый, с красной искоркой цвет давно не мытой винной бутылки.

– Ты пьянствовал, несчастный? – весело посочувствовала я.

– Пьянствовал ли я? – Эндрю сполз пониже, осторожно устроил голову на спинке кресла, поднял очи к потолку и глубоко задумался.

Никуда особенно не торопясь, я включила электрочайник, приготовила два кофе, поставила дымящуюся чашку рядом с вялой дланью видеодизайнера, села на свободный стул и еще через минуту дождалась ответа на свой вопрос.

– О, да! – признался Андрюха.

– Где и с кем? – поинтересовалась я просто потому, что мне казалось логичным развить вялотекущую беседу именно в этом направлении.

Сушкин снова замолчал и снова надолго. Я успела выпить кофе, сходила помыть чашку, вернулась, и только к этому моменту Андрюха созрел для продолжения разговора. Мало-помалу выяснилось, что пил он по поводу собственного дня рождения в дружной мужской компании, в режиме мальчишника. Выездная сессия мужского клуба проводилась у родни в станице, название которой Андрюха забыл напрочь. Смутные воспоминания остались у него и об обширной программе праздничного мероприятия, включавшей расширенную дегустацию станичного самогона, акробатические упражнения в стогу и романтическое ночное катание на тракторе по картофельному полю. С кем он кувыркался на сене, а с кем рассекал по кочкам на тракторе, Андрюха не помнил.

– А чьи были родственники? – спросила я и тут же пожалела об этом, потому что Сушкина мой простой вопрос поверг в невыразимую задумчивость.

Родня была его собственная, но характер их родства и сами имена близких людей улетучились из юношеской памяти похмельного видеодизайнера бесследно.

– Тетя Маня? – бормотал смущенный и встревоженный этим обстоятельством Андрюха. – Или дядя Вася?

Между тетей Маней и дядей Васей, обозначавших границы широкого диапазона станичных родственников, уместилось еще два десятка имен, но Андрюха не сумел отдать предпочтение ни одному из них. Промаявшись с четверть часа, он переключился на название станицы. Смутно помнилось ему, что оно состоит из двух частей.

– Старомышастовская? – морщил лоб Андрюха. – Новотитаровская?

– Верхнебаканская? – подсказывала я. – Или, может, Нижнестеблиевская?

Андрюха качал головой, кривился и думал дальше. Катька с Люськой, явившиеся рука об руку в половине десятого (в свободных руках обе держали кулечки с пирожками из ближайшей булочной), за завтраком включились в эту увлекательную игру. Чтобы помочь жертве раннего склероза и алкоголизма, мы взяли телефонный справочник Екатеринодарского края и выбрали из него все сложносоставные станицы, но никакого облегчения это Андрюхе не принесло.

В начале одиннадцатого примчался взмыленный Бронич, изрядно подогретый долгим стоянием в автомобильной пробке. Он очень неласково разогнал нас по рабочим местам, пригрозив лишить премии. Что такое эта самая премия, никто из нас не знал, потому как мы отродясь ее не получали, но лишаться чего бы то ни было никому не хотелось. Андрюха возобновил работу над роликом, Катерина воссела на телефон, Люська умелась обрабатывать клиента, а я приступила к сочинению рекламного стиха для сети ресторанов восточной кухни «Шахерезада».

Андрюхина тупость оказалась заразительной, мне никак не удавалось подобрать приличную рифму к «Шахерезаде». Она у меня рифмовалась исключительно с «задом». В контексте традиционных восточных канонов красоты это было вполне оправдано, но плохо ассоциировалось с едой, так как представить себе активное участие задницы в процессе приема пищи было сложновато.

– Над чем трудишься? – неожиданно спросил меня знакомый писклявый голос.

Алка Трошкина нависла над столом, рассматривая через мое плечо бумажный лист с одной-единственной дурацкой строчкой: «Богатый стол в «Шахерезаде»! Иду туда и ешь, хоть задом!».

– И будешь ты, кунак Абдул, тогда иметь богатый стул! – издевательски провозгласила Алка. – Запиши рифму, дарю!

– Трошкина, что ты здесь делаешь? – сердясь, негостеприимно спросила я.

– Привет! – Алка удивилась. – Ты разве забыла? Ты же обещала мне устроить собеседование по поводу работы!

– Шла бы ты, дорогая… баранов пасти! – съязвила я.