— Письмо? — удивилась Лариса. — В милицию? Мне об этом ничего не известно, — повторила она уже знакомые Пафнутьеву слова. Он частенько слышал именно эти слова во время допросов от людей, которым было что скрывать. — Мы с мужем обычно не касались личной жизни друг друга, — Лариса снова добавила себе водки, сделала глоток. Пафнутьев начал понимать — она хотела опьянеть. Но пока Лариса держалась, отвечала внятно.
Увидев на подоконнике тарелку с солеными молодыми огурчиками, Пафнутьев поставил их на стол, как бы предлагая закусить.
— Спасибо, — сказала Лариса. — Вы еще что-то хотели? Торопитесь, а то я, честно говоря, устала... Вернее, опьянела.
— Вы давно были женаты?
— Лет десять... Что-то так.
— Дети?
— Дочка. На Украине, у бабки.
— Школьница?
— Да, пойдет в третий класс. Сейчас загорает на Азовском море, там мои родители. Чего ей здесь делать? Здесь стреляют прямо на улицах, — Лариса усмехнулась, отвернулась к окну и вдруг заплакала. — Как же мне паршиво, — проговорила она сквозь слезы, — как же мне паршиво, если бы кто знал... Такое чувство, будто я его убила...
— Почему вы так думаете? — насторожился Пафнутьев.
— Не успокаивайте, я знаю, что говорю... Я всегда знаю, что говорю, даже после “Сибирской”, — она выплеснула в стакан остатки водки и тут же выпила, вытерев губы рукавом халата. — Две вот такие дыры в груди, — она показала свой кулачок. — Какие сволочи, какие сволочи... Разве так можно...
— Что же нужно натворить, чтобы с тобой так поступили, — проговорил Пафнутьев сочувствующе, но в то же время ожидая, что Лариса как-то откликнется.
— На такое можно пойти, только спасая собственную жизнь, — проговорила она, а Пафнутьев никак не мог понять, к кому относились ее слова — к убийцам или к их жертве. — Ах, Коля, Коля... Я же тебе говорила, я тебя предупреждала... Дурак, какой дурак... Из-за такой чепухи...
Лариса подняла голову и увидела Пафнутьева. Поморгала, пытаясь, видимо, вспомнить — кто этот человек и как он здесь оказался?
— Знаете, мне плохо, — проговорила она невнятно. — Я, похоже, совсем опьянела... Мне очень плохо... Хочу прилечь, помогите добраться до дивана...
Пафнутьев осторожно провел Ларису в комнату, уложил на диван, целомудренно поправил халат, соскользнувший с ее бедер, под голову положил подушку.
Лариса вела себя послушно, не пытаясь ни противиться, ни возражать.
— Спасибо... Все хорошо... Я скоро приду в себя...
— Не беспокойтесь, — утешил Пафнутьев. — Вам надо отдохнуть, хорошо выспаться. И все станет на свои места.
— Да-да, конечно, — бормотала женщина заплетающимся языком. Мягкий диван, удобная поза, подушка под головой делали свое дело — она засыпала прямо на глазах. А когда Пафнутьев набросил на нее теплое мохнатое одеяло, Лариса тут же заснула. Он отошел в сторонку, сел в кресло. Прошло всего несколько минут и лицо Ларисы разгладилось, исчезло напряженное выражение. Ровное дыхание не оставляло сомнений — женщина крепко спала.
— Вот и хорошо, — пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. В комнате ничто не привлекло его внимания, он лишь еще раз убедился — все вещи были явно повышенного качества. Если здесь жил водитель, то довольно необычный. Семейная кровать в залитой солнцем спальне вообще озадачила следователя — белая, с золотыми резными завитушками, покрытая желтой шелковой накидкой с громадными золотистыми розами, посверкивающими в солнечных квадратах от окна...
— Желтый — цвет разлуки, — пробормотал Пафнутьев и направился к столику, стоявшему в углу. Видимо, здесь готовила уроки дочка Пахомовых — он не видел другого места, где можно было бы присесть и что-то написать.
Стол был чист, но у самой стены стояла картонная коробка с письмами, открытками, счетами за телефонные разговоры... Пафнутьев присел и начал внимательно просматривать содержимое коробки. Если Пахомов отнес письмо в милицию, то вряд ли ему удалось с первой попытки изложить все, что он хотел, должны остаться заготовки, черновики... Если, конечно, никто не побывал здесь раньше. Но убийство произошло лишь сегодня утром... Пафнутьев перевернул коробку и высыпал все на стол.
— Слава тебе. Господи! — шепотом воскликнул он, увидев продолговатую бумажку — такие полоски из нескольких почтовых квитанций отрывают, когда человек отсылает письма сразу в несколько мест. Пафнутьев вчитался в адреса — прокуратура, редакция, какой-то контрольный орган... — Спасибо, Коля, ты продолжаешь действовать.
Квитанцию Пафнутьев сунул в карман, а остальные бумаги положил на место. Отошел, оглянулся — вроде, все, как прежде, явных следов не оставил.
Лариса спала. Обнаженная полноватая рука свесилась с дивна, на лице ее возникло скорбное выражение, она, кажется, легонько всхлипывала во сне. Пафнутьев осторожно завел руку под одеяло, поправил подушку, сбившуюся в сторону. “Красивая? — спросил он себя. — Как сказать.. Наверно, может эта женщина довести до неистовства. Не каждого, не всегда, но может... Впрочем, как сейчас шутят, плохих женщин не бывает, бывает мало водки..."