Банда - 3

Пафнутьев еще раз прикинул случившееся, пытаясь взглянуть на событие с одной стороны, с другой. И приходил к одному и тому же выводу - Неклясов. По наглости, неожиданности, по той безрассудности, которая здесь вылезала из каждой подробности. Нет, кроме него, вряд ли кто мог решиться на подобное. В конце концов, он начальник следственного отдела, и позволить поступать с собой вот так... Время от времени рука его, как бы сама собой, тянулась к левой подмышке и касалась разогретой рукоятки пистолета. Он даже не вынимал его, не осматривал, заранее уверенный в том, что машинка в порядке и готова к действию.

Квартира не ограблена, можно даже сказать, что чужаки вели себя с некоторой деликатностью. Пафнутьев еще раз взглянул на хрустальную вазу, которая так и осталась стоять на полу у окна - ее не прихватили с собой, не разбили, поставили на пол с большой осторожностью.

Пафнутьев надеялся, что с такой же осторожностью бандиты отнесутся и к Вике. Надеялся, предполагал, но в то же время знал наверняка, что надругаться над женщиной - первое средство давления. Даже если им и не хочется этого, даже если при этом не испытывают никаких приятных ощущений, они чувствуют себя обязанными задрать подол. Иначе над ними будут смеяться. Так что это еще и способ самоутверждения.

Как ни ждал Пафнутьев звонка, но когда он прозвенел, то заставил его вздрогнуть. Пафнутьев не торопился. Он выждал три звонка и только после этого поднял трубку.

- Да, - сказал он. - Слушаю.

- Павел Николаевич? - раздался вкрадчивый голос, и Пафнутьев сразу понял - они.

- Да, это я.

- Вы все поняли?

- Нет, не все... Я не знаю, с кем говорю.

- Это неважно.

- Что вы хотите?

- Дружить хотим, Павел Николаевич.

- Ну и дружите... Кто мешает?

- Мы с вами хотим дружить.

- И в чем это будет выражаться? Как будет выглядеть? К чему сведется?

- Ничего нового... Законы дружбы вам известны. Друзья помнят друг о друге, выручают в трудную минуту... Держат совместную оборону против плохих людей, обстоятельств, событий.

- Это вы побывали у меня дома?

- Заметили?

- Повторяю - вы побывали у меня дома?

- Пришлось таким вот необычным способом привлечь к себе внимание. Дело в том, что...

- Где Вика?

- С ней все в порядке. Она здесь, недалеко...

- Дайте ей трубку. Хочу убедиться в том, что с ней все в порядке.

- Это невозможно... Я звоню из автомата, а она в помещении.

- Тогда передайте трубку Вовчику. На том конце провода возникла заминка. И чем больше она длилась, тем увереннее чувствовал себя Пафнутьев - кажется, он попал в точку.

Если Вовчик здесь не при чем, то почему молчат? Значит, Вовчик действительно рядом, слушает разговор, и теперь они пытаются понять - где оплошали, где выдали себя?

- Не понял? - наконец произнес голос все с той же вкрадчивостью, но теперь в нем была и растерянность.

- Значит так, разговаривать с вами буду только после того, как услышу голос Вики, - Пафнутьев положил трубку. И тут же пожалел об этом, чертыхнулся, но делать было нечего. Дело в том, что чем дольше он говорил, тем больше у Дубовика и Шаланды было бы возможности выйти на похитителей. Но, с другой стороны, Вовчик теперь будет знать, что никто не пытается его засечь, что игра идет открытая. Вот если позвонит, тогда можно будет разговор затянуть подольше.

Так и получилось - телефон зазвонил минут через пять.

- Вовчик говорит, - услышал Пафнутьев голос в трубке и сразу узнал его, это действительно был Неклясов. Нагловатый голос, надломленный, почти скрипучий тембр и уверенность человека, который знает, что может позволить себе что угодно, который не привык сдерживать себя ни в чем.

- Слушаю тебя, Вовчик, - Пафнутьев сразу дал себе команду говорить как можно неопределеннее, чтобы разговор затянулся подольше, чтобы успели, успели ребята засечь этих звонарей.

- Ну, если слушаешь, то слушай... Баба твоя в порядке...

- Ее зовут Вика.

- А мне плевать, как ее зовут. Мне это не нужно вовсе.

- Что же тебе нужно?

- Ерхов. Он мой человек, отдай мне его, Паша.

- А меня зовут Павел Николаевич, - проговорил Пафнутьев, радуясь еще одной возможности затянуть разговор. Он никогда не возражал, когда его называли Пашей, кто бы не обратился. Пафнутьев не оброс еще административным жирком и легко сходился с людьми, не чувствуя большой разницы между последним алкоголиком и первым секретарем. И то, что он сейчас поправил Вовчика, сделал вид, что оскорблен таким обращением, было продиктовано все тем же желанием затянуть разговор.

- Я могу назвать тебя даже многоуважаемым Павлом Николаевичем, но Ерхова отдай. Я понимаю, он тебе нужен для суда, ты ведь посадить меня хочешь?

- Хочу. Это самое большое мое желание.

- Запомни, Паша... Открою тебе тайну... Суда не будет. Не надейся. Осоргин, этот мудак, а не судья... Не решится вынести мне приговор, если в нем будет хоть день заключения... Только условный, только условный, Паша. Ерхов откажется от всех показаний, если я буду в зале суда.