Банда 2

— Это так важно?

— Это первое, что вы должны сделать. Ваша жизнь вряд ли кому понадобится, а вот машина... Где она стоит?

— Во дворе.

— Под открытым небом?

— Да... Это плохо?

— Сколько вы на ней наездили?

— Тысяч десять... Может быть, двенадцать... Зомби прекрасно видел ее неподдельный интерес ко всему, что касалось машины и отвечал именно то, что по его мнению было важно для человека, решившего его машину угнать, то есть, он отвечал в подзадоривающем, провоцирующем духе.

— Ваша беспечность меня удивляет, — сказала Цыбизова. — Вот моя визитная карточка... Звоните в любое время дня и ночи. Зовите меня, и я немедленно к вам прихожу.

— Даже так?

— Дозвониться ко мне вы сможете только тогда, когда я сама этого пожелаю, — она рассмеялась. — На ночь я телефон выключаю, на выходные выключаю, когда у меня друзья... Тоже выключаю... Поэтому говорю смело — звоните в любое время дня и ночи.

— Понял... Спасибо. Обязательно позвоню, — он повернулся и направился к выходу, чувствуя страшную усталость от затянувшегося разговора.

— Постойте, а как вас зовут? Ничего себе познакомились!

— Алексей Птицын.

— Оставьте и вы свой телефон, раз уж случилось у нас такое неожиданное знакомство.

— Не беспокойтесь, я вас найду, — заверил Зомби, улыбаясь и удивляясь себе — откуда у него эта неуязвимая наглость, откуда эти слова, которые он произносит так легко, не задумываясь, причем, человеку, которого видит, может быть, первый раз в жизни — в этой жизни, — уточнил он для себя, осторожно спускаясь по лестнице. В подъезде на него опять дохнуло густой вонью мочи, и он постарался быстрее выйти на свежий воздух. Ему не понравилось, как пристально смотрел на него человек, стоявший в телефонной будке, не понравился внимательный взгляд из-за приспущенного стекла «Жигулей», но у него уже не было сил на все это откликаться. Он свернул за угол и побрел ближайшей дорогой к больнице. И единственное, чего ему хотелось — как можно быстрее добраться до своей маленькой палаты и рухнуть в кровать.

* * *

Последнее время Вика соблюдала особую осторожность — подходила к дому каждый раз с другой стороны, а подойдя, еще и присматривалась — нет ли поблизости ее соседей, с которыми Андрей поступил так непочтительно. Какое-то время удавалось избегать встречи с ними, но она понимала, что рано или поздно с ними столкнется, рано или поздно придется посмотреть им в глаза.

Некоторое время она надеялась, что Андрей придет и на следующую ночь, а там глядишь, чего не бывает, останется на какое-то время.

Но нет, не пришел.

И не позвонил.

Она обиделась. Но не потому, что не пришел, это, в конце концов, его дело и у нее нет на него никаких прав. Дело было в другом — он оставил ее один на один с этими хмырями болотными, получается, что бросил им на растерзание. Вот этого она не простила. Да, у него могли быть основания, могли быть важные дела, непреодолимые обстоятельства, но все равно, все равно та ночь давала ей право на иное к себе отношение — Не пришел... И не позвонил, — повторяла она вслух и все больше проникалась мыслью, что надеяться может только на собственную осторожность. Да, конечно, Андрея можно понять — он еще не отошел от прошлогодних событий, его рыжекудрая подружка до сих пор преследует его, выглядывая из-за шторы, из телефонной будки, прячась в толпе или в листве скверов. Да, все это можно представить и понять. Но он не пришел и не позвонил.

Однажды, не выдержав. Вика сама набрала его номер. К телефону долго никто не подходил, потом в трубке раздался женский голос, очевидно, мать. Голос был вполне доброжелательный, Вике он показался даже участливым, но она не решилась заговорить и повесила трубку.

Вика почувствовала опасность, когда уже ничего нельзя было изменить — перед ней стоял раскрытый лифт, рядом никого не было, а сзади мягкими, неслышными шагами приближался человек, которого она последнее время боялась больше всего на свете. Еще не увидев его, еще не услышав ни единого слова, поняла — он. Амон вышел из тени лестничной площадки, видимо, поджидал там, среди ведер и швабр. Скорее всего, он увидел ее еще на подходе к дому, обогнал и, войдя в подъезд, затаился в темноте. И теперь молча, улыбчиво, она даже не оборачиваясь видела выражение его лица, приближался к ней сзади.

— Далеко, красавица? — спросил Амон, отрезая путь к выходу из дома. Приблизившись вплотную, он грудью подтолкнул ее к лифту, и Вике ничего не оставалось, как войти в кабину. И она вошла, решив про себя — будь, что будет. Войдя следом, Амон нажал верхнюю кнопку. Двери с грохотом захлопнулись, кабина дернулась и поплыла вверх. Теперь никто, ни единая живая душа на всем белом свете не могла прийти на помощь. Вика была в полной власти этого человека.

— Какой приятный встреча, да? — спросил он, опершись спиной в дверь лифта. Он нарочно коверкал слова, поддразнивая ее, прекрасно зная, как побаиваются люди такого говора, какая слава идет о людях, которые вот так произносят русские слова.

Вика молчала.