Балтийская трагедия. Катастрофа.

А настоящее таково, что товарищ Сталин уже не верит в способность Жданова и Ворошилова удержать город. Можно сказать даже больше — товарищ Сталин уверен, что город падёт. Вопрос с Ворошиловым в связи с подобной уверенностью товарища Сталина будет решён в самом ближайшем будущем.

Жданов побледнел ещё пуще. Он-то лучше других знал, как «решаются» подобные вопросы. Скажи ему сейчас Берия, что Ворошилова просто заменят Жуковым, он бы в это не поверил. Впрочем, и сам Берия тогда точно ещё не знал, как товарищ Сталин намерен «решить» этот вопрос. А потому этот вопрос углублять не стал.

Что же касается самого Жданова, то на этот счёт товарищ Сталин высказался гораздо яснее. «Товарищ Жданов, — сказал вождь, — разделит судьбу города. Устоит город — устоит Жданов. Падёт город — падёт и Жданов». Это высказывание товарища Сталина, разумеется, нуждалось в дальнейшей расшифровке. И Берия с удовольствием это сделал.

В случае падения Ленинграда товарищ Сталин запретил эвакуировать Жданова из города. Это вовсе не значит, конечно, что товарищ Сталин допустит, что такой человек, как Жданов, попал в руки гитлеровцев. Отсюда вытекает, что отныне Жданов держит свою судьбу в собственных руках. Особо товарищ Сталин хотел его предупредить, чтобы в руки фашистов, коль они возьмут Ленинград, не попал ни один объект, представляющий военную, научно-техническую или культурно-историческую ценность. Ни единого паровоза или вагона из подвижного состава железных дорог и, само собой, ни одного боевого корабля, парохода или даже буксира. Если товарищ Жданов не сможет обеспечить и этого, то он, Берия, уполномочен предупредить, что в этом случае с ним поступят как с врагом народа. Например, как поступили с Тухачевским или с Ежовым. Жданов знает подробности, поэтому о них можно не рассказывать.

Далее: поскольку совершенно ясно, что немцы и финны в самое ближайшее время блокируют город, всё что можно необходимо эвакуировать водным путём за Волхов. Все боеспособные войска, технические и плавсредства, запасы боеприпасов и продовольствия. Словом, всё, что возможно.

— А население? — чуть слышно спросил Жданов.

Многострадальное население Ленинграда истреблялось тысячами, начиная ещё с 1918 года, когда городом заправлял Зиновьев. Никто не знал, сколько с тех пор был расстреляно, утоплено в баржах, заморено голодом, выслано навсегда в неизвестном направлении, забито на допросах, превращено в лагерную пыль. Волны террора накатывались на город страшным чёрным цунами средневекового мора. Жертвы Красного террора, жертвы заговора Таганцева, жертвы страшных чисток после убийства Кирова, жертвы Большого террора, когда НКВД уже не справлялось с трупами жертв массового истребления населения, прокручивая их через знаменитую мясорубку Большого дома и сваливая в огромную общую могилу на Левашовской пустоши. Последние семь лет этим террором руководил в городе сам Жданов, поставивший свою подпись ниже сталинской в знаменитой телеграмме о необходимости замены не слишком расторопного палача Ягоды на более шустрого — Ежова.

Поэтому Жданов знал, что делал, когда спрашивал, какую роль в перечисленных Берией мероприятиях отводится населению города. Никто его при этом не мог даже заподозрить в либерализме. Как следует обращаться с населением он знал не хуже, если не лучше Лаврентия Павловича. Тем более, что и время-то было военное.

— Есть мнение, — задумчиво сказал Берия, — что известная часть населения откровенно ждёт немцев. Более того, по имеющимся у меня сведениям, уже сформировано городское управление во главе с бургомистром и даже правительство для управления всей северо-западной частью СССР. Списки этих людей согласованы с немецким командованием и известны нам практически пофамильно. Когда ты увидишь эти списки, ты будешь поражён, какие люди там оказались.

— И из обкома кто-нибудь есть? — выдохнул Жданов.

— Отовсюду есть, — уклонился от прямого ответа Берия. — И из обкома, и из штаба фронта, и из штаба флота. Ну и эти... интеллигенты, конечно. Их большинство. И уверяют, что они отражают интересы народа. То есть населения города. Твоего населения, Андрей. Как ты полагаешь?

Жданов молчал.

— Вот и разберись со всеми, — продолжал Берия. — Эвакуировать их нецелесообразно. Немцам оставлять — тоже никакого резона нет. Значит, выход сам собой напрашивается. Понимаешь?

Больше Жданов терпеть был уже не в силах. Не стесняясь присутствия своего зловещего гостя, он достал папиросу и закурил, но чтобы не обострять отношений, открыл фрамугу в одном из окон.

Затем сел против Берии за стол для заседаний и, жадно затягиваясь, спросил:

— Кто этим будет заниматься? Курбатов? Или пришлёшь кого-нибудь?

— Курбатов? — переспросил Берия. — Зачем Курбатов? Курбатов своим делом будет заниматься. Населением ты будешь заниматься сам.

— Сам? — на этот раз переспросил Жданов, сглотнув вместе с папиросным дымом слюну. — Обычно этим всегда занималось твоё ведомство. Какими силами я должен действовать? Войска с фронта снимать?