Баловень судьбы

— Не очень. Тем более что я иду как бы по его стопам: Вы ведь мне тоже не верите…

— Доверяй, но проверяй — вот мое правило! Эй, Николя, кончай из двери подглядывать! Иди-ка сюда. И быстро, а то ты меня знаешь…

В ответ на эту угрозу на улицу вышел нехотя босоногий мальчик лет десяти и встал у двери.

— Сгоняй в мэрию, найди там мсье Гастона и позови его сюда: ему жена письмо с каким-то мутным парнем передала. Все понял?

— Да-а…

— Тогда бегом марш!

Пацаненок ухмыльнулся, повернулся и припустил вприпрыжку вдоль улицы.

Через полчаса в конце улицы появился еще один усач в мундире муниципальной гвардии, но в местном, малобюджетном варианте: вместо белых лосин — серые мешковатые кюлоты, вместо голубого камзола — темно-синий грубого сукна, треуголка бурая вместо черной, зато к ней подколот трехцветный плюмаж. Белых лент с подсумками на нем не было, не было и ружья, лишь на боку висел тесак в затрапезных ножнах. Он подошел к закончившей необязательную говорильню парочке, оглядел чужака и спросил:

— Это ты — письмоносец от Мари?

— Да, мсье, — подтянулся чуток Антон и протянул записку. — Мари Дидье просила сказать, что у Вас на ферме все в порядке и вот написала мне рекомендацию…

— Вечно она за кого-то просит, — пробурчал усач и стал медленно читать записку, чуть подшевеливая губами («Тоже грамотей невеликий» — мысленно скривился попаданец). Наконец текст был прочитан и осмыслен, Гастон Дидье более пристально вгляделся в чужака и сказал:

— Американец, значит… Как твое полное имя?

— Антуан Фонтанэ, — отрапортовал Вербицкий. — Родом из-под Нувель Орлеан.

— Где и как ты отстал от дилижанса?

Этот вопрос Антон не раз муссировал по дороге в Авалон и решил, что лучше будет говорить полуправду. Поэтому он сказал:

— Не доезжая Гийона я отошел по нужде с дороги. Вдруг налетел жуткий вихревой ветер (в Америке он бывает нередко и называется торнадо), который подхватил меня и понес по воздуху. А сбросил на землю рядом с вашей фермой. Как ни странно, на мне даже одежда осталась целой.

— Вот эта одежда? Очень странная на вид. Да и вся эта история очень странная. У нас, насколько помню, таких вихрей никогда не бывало.

— Мари может подтвердить. Она с детьми очень испугалась, да и крышу у вашей фермы изрядно потеребило.

— Ну, чудеса… Но вернемся к тебе: все твои вещи остались в дилижансе и документы тоже?

— Со мной был небольшой саквояж, так как я считаю, что в путешествие надо брать только деньги, на которые в конечном пункте можно купить все необходимое. Однако и документы и деньги остались там, а я остался голым и сирым. Если бы не помощь мадам Дидье, мое положение было бы совсем отчаянным.

— Оно и сейчас может стать аховым, — встрял в разговор первый усач. — У меня еще осталось подозрение, что ты — шпион роялистов!

— Это у тебя ведь третий на подозрении, Жак? — хохотнул Гастон. — Потом один оказался новым помощником нотариуса, а второй — переодетым монашком, шедшим со свидания. Но ты не отчаивайся: позиция у тебя тут хорошая, рано или поздно роялист из леса придет обязательно…

В ответ Жак пробурчал что-то неразборчивое себе под нос, а Гастон продолжил допрос:

— Так чем ты хотел помочь нашей революции, Антуан? Какие у тебя козыри?

— Я закончил экономический факультет университета и мог бы служить по финансовой части. Умею говорить, читать и писать на языках английском, немецком, похуже — на испанском и итальянском. Еще я хорошо владею лошадью, стреляю, фехтую и плаваю.

— Я же говорю, он из аристократов! — порвало вновь Жака. — Это их излюбленные занятия!

— Сейчас в нашей армии уже полно бывших дворян, — оборвал Гастон своего соратника.

— А в Америке дворянские звания вовсе упразднены, — продолжил Антуан, — но умения, перечисленные мной, культивируются во многих состоятельных семьях.

— Хорошо, гражданин Фонтанэ, — заключил Гастон. — Идем в мэрию. Там, я думаю, твоим способностям найдут применение.

Глава шестая. Учительский дебют

Спустя неделю Антон Вербицкий стал жителем городка Равьер (в 42 км к северу от Авалона), а по профессии — учителем старшего (третьего) класса начальной школы, основанной в городке два года назад. Впервые в класс он вошел с изрядным трепетом, но местные ученики его поразили: было их двадцать два в возрасте 10–11 лет (в том числе семь девочек), но никакого буйства они не проявляли, а напротив встали дружно с мест и поприветствовали слаженным хором — «Бонжур, гражданин учитель!». Позже он осознал, что никакого чуда здесь нет: дети успели проучиться в данной школе два года и привыкли к школьным порядкам. Меж собой они тоже успели разобраться и расселись группками (мальчики из «верхнего» города и из «нижнего», а также три индивидуалиста из окрестных дворянских поместий, девочки тоже в виде двух стаек) — что Антону стало ясно, конечно, позднее. Пока же он посмотрел в их разнообразные, но одинаково любопытствующие глазенки и сказал: