Читаем Баллады тюрем и заграниц полностью

Старый большевик на пионерском слете: «Играли мы в детстве в футбол в Кремле. И вдруг мячик влетел в открытое окно квартиры, где Ленин жил. Мы так и замерли. Испугались. Он спускается во двор, на плече полотенце, щека намылена, в руке бритва, а в другой руке мячик. – Возьмите, – говорит, – детишки! – И мячик нам кинул. Вот какой был человек! А ведь мог бы и бритвой по глазам».

Студенты, гуляем мы с приятелем по Невскому, и постепенно догоняем троих с нашего курса, девушка меж двух ребят. И они травят эти анекдоты. Жестким, казенным, негромким голосом приятель мой сзади приказывает: «Так. Пройдемте, молодые люди». Они аж в воздухе зависли от ужаса. Воздух эпохи. В нем кто хочешь зависал.

Вернисаж. Живопись Ленинианы. Ленин всех возрастов во всех видах. Ленин с этническими чертами всех народов от чукчей до грузинов. Партийная комиссия удовлетворенно кивает на приемном обходе. Художники навытяжку перед полотнами.

– А… это что?

Лес, шалаш, две пары босых ног торчат из шалаша.

– «Ленин в Польше»! – рапортует художник название картины на табличке. (Был тогда такой известный фильм из Ленинианы кино.)

– Ага… Гм… А вот это чьи ноги?..

– Надежды Константиновны Крупской.

– Ага… Гм… Отдыхают. На природе. Гм. А это, следовательно, ноги Владимира Ильича, так.

– Никак нет.

– А чьи?..

– Феликса Эдмундовича. Дзержинского.

– Позвольте! А где же Ленин?!

– Ну вот же написано: Ленин в Польше!

И однако в душах отношение к Ленину было хорошее. Обрыдли славословия. А сам он был – неотторжимая часть Родины, которую вдохнул с детства. Издевались! Знали! Но позитивный имидж оставался.

<p>ЛЫСЫЙ КУКУРУЗНИК</p>

Хрущевская эпоха началась с того, что первоклассникам не велели в стихах из «Родной речи», как назывался учебник чтения, читать строчки про Сталина. «Спасибо, наш э-э любимый, за речи твои и дела». «Это здесь товарищ э-э дважды вел с врагами биться Красной Армии солдат: за Царицын! за Царицын! а потом: за… гм… мм… Сталинград!»

Наши родители впали в легкую растерянность. Репрессированные и гуманитарно грамотные составляли все-таки меньшинство. А большинство были нормальные лояльные граждане с промытыми мозгами и позитивными установками. Извещение о том, что любимый и великий вождь лучшего и первого в мире государства трудящихся, нашей великой и славной Родины, оказался сволочью и преступником, людей шокировало, выражаясь сегодняшним языком. Оно их не шокировало, оно их таки потрясло. Это сокрушало устои мировоззрения. Это был конец света. Если Сталину не верить – кому и чему можно тогда верить вообще???!!!

Это была дискомфортная новость. И источник этой новости был источником дискомфортности. Хрущев укрепил свою политическую власть. Провозгласил исторически необходимый новый курс и свалил грехи старого курса на предшественника. Но, запачкав грязью отца любимого и могучего – утерял тем самым психологическую возможность стать любимым и великим самому. Он облил дерьмом самую возможность любви к могучему государю, подорвал веру в возможность такого славного и мудрого государя вообще. Уж если Сталин, великий из великих, оказался негодяй и преступник, – то кому ж под силу стать «лидером нации»? А вы все где были?! Все вы твари продажные. Нет правды на свете.

Народ впал в политический нигилизм, и уже не выпадал из него вплоть до крушения Советской Власти. Мао Цзедун, будучи мудрее Хрущева, недаром вознегодовал по поводу низвержения иконы Сталина. Разрушение культа непогрешимого вождя – это разрушение основы развития коммунистического режима!

А теперь взгляните на Китай и на Россию – и скажите, чьи вожди умнее.

За Хрущева были все репрессированные и их родня, а также большинство людей науки и культуры. Они были не столько за Хрущева – сколько против тоталитаризма. Хрущев был прав, что убрал страх и концлагеря.

«Никита сделал святое дело. Я за него правую руку отдам!» – говорил один из моих дядей, вернувшись из Воркуты.

Но – сочетание внешности колобка, революционной патетики балтийского матроса и биографии сталинского приспешника – обеспечивало ему любви не больше, чем плановый привес обеспечит свинью апельсинами.

Величие предначертанных свершений диссонировало с образом маленького лысого толстячка, иногда неумело потрясавшего пухлым кулачком. Он выглядел пародией на собственные призывы.

Русский народ склонен к авторитаризму. Нам потребен вождь великий и могучий. Сильный и строгий. Страшный и справедливый. Чтоб милость к достойному оттенялась карой нерадивому. Мы презираем того, в ком не чувствуем силы сломать нам хребет, и его милость не имеет в наших глазах цены, ибо похожа на слабость. Иван. Петр. Великий Джо. Кто может казнить и миловать – тот люб.

Боятся – значит уважают. О, народ себя знает!

Таким образом, хрущевский хабитус и облико морале обеспечили стойкое неуважение к власти и издевательство над ее святынями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Веллер, Михаил. Сборники

Похожие книги