Баллада об ушедших на задание. Дот

Тимофей оказался в одном бараке с Чапой, их нары были рядом. Остальных видели издали - на построении и по дороге от лесосеки, но поговорить удалось лишь спустя несколько дней, когда изучили писаные и неписаные законы этого мирка и точно знали, насколько их можно без особого риска преступить. Медведев не беспокоил: сержант рядом - значит, он хоть сто лет будет ждать команды, слова лишнего не уронит, шага в сторону не сделает. Зато Ромка в любую минуту мог сорваться с тормозов, дать ход своему донкихотству. И на Герку плохая надежда: с его инициативностью разве сладишь!…

Впрочем, обошлось.

Они были пограничниками - приучены терпению; приучены сколь угодно долго изучать противника; этим они и занимались без малого четыре недели

В лагере контингент был постоянный, из взятых в плен в самые первые дни войны. Единственная свежая группа влилась в середине июля. Они были из-под Смоленска, где шло ожесточенное сражение. Выходит, гитлеровцы врали, что со дня на день возьмут Москву, до этого было еще далеко. Но и так их успехи ошеломляли. Пленные красноармейцы, как о всем известном факте, к которому сами они уже успели привыкнуть, рассказывали о захваченных Белоруссии, Литве, Латвии, Эстонии, Молдавии, о боях на дальних подступах к Ленинграду и Киеву. Это не укладывалось в сознании, но чем больше Тимофей думал об этом, чем подробней расспрашивал, тем вернее убеждался - так оно и есть.

- Скорого освобождения ждать не приходится, - сказал он товарищам. - Значит, здесь отсиживаться нет резону. Будем двигать к своим.

Удобного случая они не ловили - когда еще такой представится, и представится ли вообще! - просто в заранее определенный момент поодиночке просочились через оцепление, собрались в условленном месте и припустили что было духу через лес.

Тимофей прикинул: их хватятся самое позднее через полчаса; еще столько же времени загубят на организацию погони. За час мы уйдем далеко, рассуждал он, до шоссе доберемся, но вот достанет ли времени, чтобы транспорт какой захватить - вопрос…

Это зависело от удачи.

Красноармейцам не повезло.

На повороте шоссе они нашли удобное место для засады и подрубили подходящую ель, необыкновенно пушистую; сбрось ее на дорогу - и преграда покажется непреодолимой; на деле ее вполне могли сдвинуть два человека. Оставалось дожидаться одинокой машины.

И тут появились преследователи.

Еще недавно это были такие же красноармейцы, свой брат, с теми же солдатскими шутками, с той же мудростью жизни. Но плен изуродовал их души. Вступать в переговоры с ними было бессмысленно: раз они пошли на это дело, чем они лучше гитлеровцев? - быть может, даже хуже…

Но это была лишь часть погони, с минуты на минуту могли появиться остальные. К счастью, на шоссе показался бронированный вездеход. В нем не могло быть много врагов. Ель упала точно. Красноармейцы залегли в кюветах по обе стороны шоссе, и когда немцы выбрались из машины, расправились с ними.

Красноармейцев попытались задержать на первом же контрольном посту, но они были готовы к этому и не жалели патронов. И потом, пока вырвались из Карпат, они уничтожили еще три поста, и к рассвету следующего дня переоделись на всякий случай во все немецкое. На мосту через речку не было часовых - такой это был глубокий тыл. Но в доте обязательно кто-то должен быть, решил Тимофей: приметное место, для поста лучше не сыщешь. Они остановили вездеход у подножия холма, поднялись, ничуть не таясь, прямо к доту - ив упор перестреляли охрану. Потом загнали вездеход в тыл холма, к старице, и решили дождаться ночи.

Это был спокойный день. Они отдохнули вполне, только Чапа жаловался, что «спать було дуже погано: гостинец под боком, хвашистские машины як скажени ревуть». Они не собирались здесь задерживаться: взорвут дот и дальше на восток. Но одного они не учли - своей памяти. И когда прошла усталость и наступили минуты благодушия, и радость узнавания сделала все праздничным: и графическую четкость гор, и шоссе, и редкие машины, которые так красиво катили по нему, тогда они снова вспомнили, что красивенькие машины - это враг, а у них в руках - проверенное оружие…

Нет, они не собирались снова вступать здесь в бой, об этом пока и мысли не было. Это было прошлым, пронизанным сожалением о невозвратимости его. Оно тревожило, создавало неуют и неудовлетворенность и досаду на себя… Все же дальше этих смутных чувств не пошло бы, если б ситуация осталась прежней - нейтральной к ним. Но она вдруг изменилась.

Сначала этого не заметил никто. Но как бывалый шофер, даже специально не прислушиваясь, улавливает малейшую перемену в привычном гуле двигателя, так и они почувствовали несоответствие. И сразу поняли причину: еще недавно шумное шоссе опустело. Словно кто-то далеко в горах остановил движение. Безжизненное, белое на солнце шоссе как сверкающий меч рассекало долину.

Стало удивительно тихо.

Но не принесла покоя эта тишина.