Баллада об ушедших на задание. Дот

В его положении самым опасным было проявить малодушие. Это следовало пресекать сразу, даже в мелочах. И майор Ортнер в этом преуспел. Так, ему заранее было неприятно предстоящее объяснение с Клюге (он не считал себя виновным перед гауптманом; напротив - тот был кругом виноват; но что-то все же было в этом предстоящем разговоре такое, отчего майор вообще с радостью избежал бы встречи, хотя он и не осознавал ясно, что именно его смущает, и не собирался в это вникать), а все вышло на удивление просто, легко и не только не оставило в душе Иоахима Ортнера следа, но даже и не задело ее.

Клюге пришел без вызова. Он брел по неглубокой траншее, глядя себе под ноги, сцепив руки за спиной. Без фуражки. Весь в земле. Мундир справа пониже нагрудного значка был разорван: сукно, и бортовка, и подклад торчали мятыми лоскутами. Когда он поднял глаза, Иоахим Ортнер не прочел в них ни страха, ни гнева, ни озлобления - только усталость.

- Конечно, - сказал он тихим, невыразительным голосом. - Моей батарее крышка. Нет ее больше. Нет - и все.

Вот этот его тон и облегчил задачу Ортнера. Теперь он был прав точно, и не только в прошлом, но и в будущем; прав уже потому, что держался твердо, не давал воли своим чувствам.

- Во-первых, гауптман, - отрывисто отчеканил Иоахим Ортнер, - прошу вас обращаться как подобает. Во-вторых, потрудитесь быть конкретным, если только это доклад офицера, а не цитата из Вертера.

- Виноват, господин майор, - все так же медленно и тихо сказал Клюге.

- На вас солдаты смотрят! Где ваша фуражка?

- Не знаю, господин майор.

- Так удирали, что не заметили, как…

- Я не удирал, господин майор, - даже перебив, Клюге не повысил голоса. - Я оставался на позиции до конца. Даже когда кругом больше никого не осталось. Но мне не было счастья, господин майор, и красные меня не убили.

- Прекратите мелодраму, черт побери! Весьма бездарный огонь русских произвел на вас, гауптман, неизгладимое впечатление. Но как раз это меня и не интересует. Может быть, вы все-таки доложите, наконец, о потерях?

- Точно не могу знать, господин майор. Не все раненые вынесены с позиции. Проще сказать, что уцелело.

- Как угодно.

- Есть одно орудие и четырнадцать комендоров.

- Одно орудие… То самое, что осталось на позиции?

- Так точно, господин майор.

- Брошенное в панике орудие уцелело. Значит, вы еще могли вести огонь и поддерживать нашу атаку, но у вас нервы не выдержали, и только поэтому наша пехота осталась без прикрытия. Вы прямой виновник, гауптман, что эта блестящая атака сорвалась.

- Насколько мне известно, господин майор…

- Ничего не желаю слушать. Гауптман Клюге, получите приказ. Через пятнадцать минут атака будет повторена. Ваше орудие ее поддержит. Как будут расставлены люди - дело ваше, но подмена должна быть организована безукоризненно. Когда рота перейдет шоссе, открываете огонь. И будете стоять до последнего человека. Иначе я предам вас военно-полевому суду.

Лицо Клюге стало серым, веснушки словно стерли с кожи.

- Но это убийство, господин майор, - еле слышно сказал он.

- Повторите.

- Вы посылаете моих людей на верную и бессмысленную смерть.

- Вы отказываетесь выполнять приказ?

- Мы выполним ваш приказ, господин майор! - яростно крикнул Клюге, весь дернулся вверх и демонстративно щелкнул каблуками.

- Идите, - вяло сказал Иоахим Ортнер и отвернулся.

Предстояло объясниться с ротой; тут он не собирался церемониться.

- Солдаты, - сказал он, - вы сейчас наступали бездарно и трусливо. Но я не позволю вам порочить чести нации! Не дам бросать тень на славу германского оружия! Разве нет среди вас национал-социалистов? Разве не вас воспитывал гитлерюгенд? Пусть выйдет из строя тот, кто сейчас вынес из боя раненого товарища, и я тут же вручу ему медаль за доблесть.

Иоахим Ортнер вызывающе, орлиным взором окинул строй.

- Это позор!… Так вот, запомните: на холм санитаров больше посылать не будем. Если сейчас ты не вынесешь товарища, в следующий раз, когда ранят уже тебя, ты тоже останешься там, умирая от жажды, истекая кровью. Это первое. Второе: сейчас вы пойдете в атаку снова. Предупреждаю: у вас в тылу я поставлю пулеметный взвод. И если без сигнала к отходу вы побежите от русских пуль, вас встретят немецкие.

К нему подошел силезец. У него была забинтована голова; забинтована легко, так что над ухом проступило бурое пятно.

- Я не смогу повести роту в атаку, господин майор, - сказал он, отводя взгляд.

- Как это вы умудрились? - с досадой сказал Ортнер, придумывая, кем его заменить. Он так надеялся, что внезапного пыла этого труса хватит хотя бы на одну хорошую атаку. Не вышло. - Ведь русские так и не выстрелили по вас ни разу.

- Это наш осколок, господин майор.

- Но вы неплохо выглядите. И бежали хорошо, я помню. Мне в голову не могло прийти, что вы ранены.

- Я не смогу повести роту в атаку, господин майор. У меня повреждена черепная кость. Надо показаться настоящему врачу.