Тетя Милда неторопливо стелила постель, и вдруг я поняла, что никогда не буду такой, как она, – толковой хозяйкой, направляющей всю жизнь большого семейства без суеты, с пониманием всех и каждого. Я опоздала – в мои годы тетя Милда была уже матерью сына и дочки, думала о том, что и третий ребенок в доме не лишний, а бодрая и деятельная свекровь не слеша приучала ее вести большое усадебное хозяйство. Я опоздала – я уже не податливая глина, из которой можно лепить то, что требуется по обстоятельствам. Меня уже вылепили и обожгли…
Несколько раз тетя Милда как-то странно на меня взглянула. Это, видимо, не относилось к моему «интересному» положению – если у нее по этой части возникали вопросы, она их и задавала совершенно естественно. И лишь когда я разделась и по уши упряталась под одеяла, пока она ходила за компотом, а потом, пожелав мне доброй ночи, ушла, я поняла, что могли означать эти взгляды. Тетя Милда страшно хотела, но не решилась расспросить меня о Кузине.
Все-таки племянник явно намеривался осчастливить семью новой родственницей. А родственница вертит юбками перед подвыпившими мужиками и закатывает несуразные монологи…
Скажи я хоть слово о Кузине – и расспросы начались бы. Но я, озабоченная своими проблемами, этого слова не сказала, и слава Богу.
Оставшись в одиночестве, я могла хозяйничать в комнате по-своему.
Я и принялась.
Прежде всего, я закрылась на крючок и намертво закрепила его. Потом вскрыла шкаф и соорудила из бабкиных простыней человекообразную фигуру с пузом. Под одеялом фигура смотрелась вполне реалистично, особенно впотьмах. Если бы кто, не в силах достучаться, сунул голову в окно, сомнений бы не возникло.
С одной стороны, затевать все эти страсти было незачем. Я могла и просто сказать, что хочу прогуляться по лесу на сон грядущий. И сумела бы решительно отсечь всех сопровождающих, включая Кузину. Но с другой стороны – а если бы не сумела? Оказаться в ночном лесу наедине с убийцей? Да еще, может быть, подозрительным убийцей – он-то помнит, при каких обстоятельствах попала к нему зажигалка, а я проявила к ней совершенно бесстыжий интерес! Бр-р! Мне еще малость пожить охота…
Вот из этих самых соображений я и сползала своим поролоновым пузом по стене, сползала медленно-медленно, вися на подоконнике и не понимая, когда же наконец коснусь земли.
Дом стоял на довольно высоком фундаменте. Вдоль стены, выходившей на реку, шла узкая тропинка, по одну сторону которой и был этот самый фундамент, а по другую – самый настоящий обрыв. И я не могла просто выпрыгнуть в окно, потому что как раз в темноте оступилась бы и загремела с воплем прямо в реку. Приходилось ползти, с риском повредить поролоновое пузо, без которого я не могла явиться перед Званцевым. Его бы инфаркт хватил!
С великим скрипом я оказалась на тропинке, по ту сторону забора, опоясывавшего дядину усадьбу. Со двора доносились голоса и хохот Кузины. Так она хохочет, когда кокетничает. Пожелав ей успехов, я вдоль стенки прокралась до угла.
Хорошо, что у меня хватило ума не пригибаться, шныряя под подоконниками. Я сообразила, что в доме все равно ни души, кроме спящих детей, и некому в этот час таращиться на реку. В порядке награды за интеллект я обнаружила на одном подоконнике карманный фонарик. Это было весьма кстати.
Я цапнула фонарик и смылась.
Оставалось сползти по крутому откосу к реке, берегом отойти подальше, выбраться наверх и приступить к поискам музея.
Конечно, сползая к реке, я хлебнула босоножками колючего и холодного песка вперемешку с еловой хвоей, а когда разулась, чтобы вытряхнуть эту гадость, оказалась на острых и противных камнях. Тут во мне и взыграла отвага – я поняла, что, доводись мне все затевать сначала, я запросто попросила бы мужичков-морячков выгулять меня по ночному лесу до музея и обратно, хохоча при этом не хуже Кузины. А в музее торжественно бы сдала их с рук на руки Званцеву, и оставалось бы только явиться через некоторое время в угрозыск за благодарностью и, ценным подарком. Да, конвоировать по лесу четырех потенциальных убийц было бы приятнее – все-таки по ровной земле, а не по этим мерзким камням.
При ближайшей возможности я вскарабкалась наверх. Пространственное мышление у меня развито. Я вспомнила табличку со стрелкой, сообразила, что дорога к дядиной усадьбе шла по лесу параллельно дороге к музею, прикинул направление и двинулась.
Минут через пять увидела перед собой метрах в десяти белесый квадрат и страшно обрадовалась – это мог быть только очередной указатель со стрелкой! Я нацелила на него луч фонарика.
Плакат сообщал, что на острове водятся фазаны, а штраф за убийство птички – пятьдесят рублей! Я присвистнула – дороговатое получилось бы жаркое!
Еще через пять минут я набрела на настоящий указатель, ускорила шаг и вскоре увидела за деревьями силуэт башни. У барона был неплохой по тем временам архитектурный вкус. Музей окружали газоны, цветники и художественно расположенные кусты. Я пошла прямо к зданию – тем более, что на втором этаже горел свет.