Читаем Баллада о сломанном носе полностью

Баллада о сломанном носе

— Меня зовут Джон Джонс. Кажется, мы встречались… раньше.

Мама словно привидение увидела. Не обращая внимания на протянутую ей руку, она изумленно смотрела на меня:

— Кто это?

— Это… папа… — ответил я, чуть было не добавив «кажется». Но мне страшно хотелось убедить маму, что это действительно он. Ведь люди меняются с годами. Пусть даже с первого раза их трудно узнать — на то может быть куча причин. Ну ничего, сейчас он напомнит маме про красный велосипед… Джон Джонс, конечно, не самое редкое имя — но только не в Норвегии. Здесь так мало кого зовут.

— Барт, мне надо с тобой поговорить, — серьезно сказала мама.

Джон Джонс так и стоял посреди палаты.

— Он тебе цветы принес, — проговорил я.

— Может, мне лучше… — Папа кивнул на дверь.

— Да, вы пока, пожалуйста, выйдите, — согласилась мама.

Джон Джонс направился к дверям. Мне хотелось, чтобы он остался, ведь от папы-то нам скрывать нечего. Он часть нашей семьи. Ясное дело, маме с этим непросто смириться. И вообще глупо было ожидать, что она сразу обрадуется, увидев папу. Особенно сейчас, когда еще не окрепла после операции. А может, они и прежде часто ссорились? Ведь я многого не знаю. Может, Джон Джонс бросил маму ради другой девушки?..

— Иди сюда, — и мама похлопала рукой по кровати.

— Я лучше тут постою, — решил я.

— Как ты его нашел?

— По интернету.

— Я так и думала, что рано или поздно ты займешься этим. Но я полагала, что ты мне расскажешь, и тогда я, скорее всего, смогу тебя остановить.

— Но я же разыскал его. Вот он — стоит за дверью! Это Джон Джонс, и он помнит твой красный велосипед с корзинкой на руле.

— Его зовут не Джон Джонс.

— Но он сказал, что его зовут… Ты о чем это?

— Имя твоего папы — не Джон Джонс. Я это просто выдумала.

Комната стала вдруг маленькой и тесной. Я отступил на несколько шагов, подальше от мамы.

— Но он… он же сказал…

— На самом деле твой папа мне довольно плохо запомнился. В те времена я много пила и…

— Он помнит твой красный велосипед… — тихо сказал я.

— Это не он. К сожалению.

Ее слова эхом отозвались у меня в ушах, а звуки мячиками запрыгали в голове. «К сожалению»…

— Я придумала это имя — Джон Джонс, потому что оно иностранное и такое распространенное, что если даже ты и стал бы искать, то быстро бросил бы эту затею. Барт, прости, но я совершенно не помню твоего отца. Мне очень жаль.

— Но что, если… — Я умолк. Мужчина за дверью мог оказаться моим папой, однако шансы на это были настолько малы, что это не считалось. Такие крошечные шансы никого не интересуют.

Мама криво улыбнулась и протянула мне руку. Я отпрянул и наткнулся на холодную стену, от которой по моим голым рукам побежали мурашки. До меня вдруг дошло, что Джон Джонс — просто немного грустный человек, позабывший всех женщин, с которыми некогда встречался. И ему хотелось бы вдруг найти сына, которому нужен отец. Сына, который наполнил бы смыслом его жизнь, которая, похоже, получилась не такой, как он ожидал.

Я резко развернулся и вышел в коридор. Мама слабо окликнула меня.

Я подошел к Джону Джонсу.

— Спасибо, что вы хотели стать моим отцом. Но, похоже, это не вы, — и я зашагал прочь.

— Но… приятно было с тобой познакомиться, — крикнул мне вслед Джон Джонс, — к сожалению, я не помнить твоя мама.

Я спустился по лестнице и выбежал на улицу, к бабушке.

— Можешь идти, — сказал я.

— А ты куда?

— В школу.

— Мы же вместе туда собирались.

Но я уже бежал к трамвайной остановке.

Во дворе школы я остановился и огляделся. Этот день по-прежнему может стать удачным. Совсем ужасных дней вообще не бывает. Главное — отыскать это хорошее, откопать его. Пускай начало не самое веселое, но у меня еще есть все шансы откопать золотой слиток. Или еще что-нибудь блестящее.

Народ вокруг радовался. Эти выиграли в футбол. А вон тот встретился со старым другом. А кто-то еще нашел своего отца.

В школьном дворе я остановился. Вокруг никого не было. Школа была пуста и мертва. «Кстати, о смерти!» — вспомнил я вдруг. Что это я тут топчусь? Мог бы и к Гейру в больницу заглянуть. Если он еще жив…

Неудивительно, что всякие размышления вгоняют людей в тоску.

— Хорошо, что ты пораньше пришел! — воскликнул кто-то за моей спиной.

Я обернулся и увидел широко улыбающегося учителя Эгиля.

— Ой, добрый день!

— Как твой голос?

— Все в порядке.

— Я хотел уточнить… — Учитель запнулся, видимо подбирая нужные слова. — На той записи… Ведь это ты поешь, правда?

— Да.

— Отлично! Я просто для ясности… Ведь вчера на репетиции тебя не было.

— Послушайте… А что, если я… — Теперь подыскивать слова приходилось уже мне, а они почему-то то и дело вылетали из головы.

— Что?

— Вы любите бокс?