— Ревнуешь? — улыбнулся я и щелкнул ее по кончику носа.
— Конечно! — весело соврала она. — Судя по тому, что написано в досье, баба она на редкость толковая, уже знает, насколько
— Иные ровесницы тоже отличаются железной хваткой и невероятной упертостью… — вздохнул я и озвучил новость, которая никак не укладывалась в голове: — Вон, сестры Нелюбины уже беременны, хотя вышли замуж только в середине осени!
— Что, обе? — ошалело спросила Даша, увидела подтверждающий кивок и, «поймав»
Глава 2
…Очередной сеанс «раскачки» памяти закончился в третьем часу ночи. В этот раз процесс возвращения в сознание не порадовал ни головной болью, ни «вертолетами», ни тошнотой. Увы, воспоминания о двух предыдущих никуда не делись, поэтому, открыв глаза, я некоторое время настраивался на действие. Потом все-таки заставил себя сесть, осторожно подвигал головой, слез с операционного стола, разок присел и переместился
Женщины обнаружились в кабинете «бабки» Софьи. Ну, или Маришки. Сидели плечом к плечу и, судя по «обрезанным» верхним конечностям обоих силуэтов, чем-то занимались в Новом Мире.
Во мне, конечно же, проснулось любопытство, и я, быстренько натянув футболку, шорты и резиновые шлепки, отправился действовать им на нервы. А через несколько мгновений, замерев за спиной Лары и начав разминать ее трапеции, прикипел взглядом к картинке за ее «Оком». Вернее, к лицу очень пожилой женщины из высшего сословия, возлежавшей в груде подушек на широченной кровати под балдахином — судя по мимическим морщинам, эта особа отличалась на редкость сволочным характером, что сразу же вызвало неприятие. Впрочем, крестить с ней детей я не собирался, так что задвинул это чувство подальше и продолжил наблюдения. Удивился аляповатости ожерелья и сережек, восхитился трудолюбию мастериц, вышивших чепчик и ночную рубашку, оценил красоту кружев на воротнике и рукавах последней, приятно порадовался чистоте и фактуре постельного белья, напоминавшего наш шелк, и даже сфотографировал резные столбики балдахина, стараниями неведомого резчика превращенные в самые настоящие шедевры. Потом отщелкал ту часть лепнины и фресок на потолке, которые оказались в поле зрения, критически оглядел гобелен на стене у изголовья, счел его на редкость уродливым, обратил внимание на тусклый
— Угу, заработались… — виновато «подтвердила» Шахова, решив, что я их тороплю. — Но словарный запас любого аристократа существенно больше, чем у простолюдинов. А у таких стервозных, как эта…
— …наверняка сдвинут в сторону обсценной лексики! — желчно заявила чем-то недовольная Степановна.
— Пригодится и она… — философски заметил я и поинтересовался их успехами.
Язва решила повредничать. В смысле, ответила не на тот вопрос, на который требовалось:
— Все по плану, Рат — Борисыч взломал защиту на драгоценностях этой тетки и сделал необходимые замеры для создания артефактов звукоизоляции, я исцелила ей злокачественную опухоль коры головного мозга, почему-то проигнорированную местными целителями, восстановила его нормальное кровоснабжение и подстегнула обмен веществ, а Маришка «повесила» на сознание качественный «поводок». В общем, максимум через сутки организм адаптируется к навязанным изменениям и будет готов к длительным ночным бдениям…
— Ла-а-ар… хотя, правильнее будет «Мари-и-иш»?
«Бабка», как ни странно, вредничать не стала:
— Замшелый пенек был прав: пребывание в этом мире нам не навредит. Зато мы ему можем.
— И-и-и?!
Она пожала плечами:
— Первые несколько дней перед каждым переходом на ту сторону мне придется вешать на вас целый комплекс целительских плетений. Потом твой дед соорудит очередные артефакты…
— Так, стоп! — перебил ее я, услышав Самое Важное. — Получается, что ты даешь добро на переходы?!
— Лар, у вас он всегда такой деревянный?
— Да, вроде, за все время ни одной занозы. Хотя Бестию я, признаюсь, не осматривала.
— Вредины!!! — возмутился я. — Причем жестокосердные: вам даже в голову не пришло поинтересоваться моим самочувствием!
— Раз первым делом рванул щупать свою бабу, значит, самые главные системы организма хоть как-нибудь, да функционируют… — отшутилась Степановна, услышала звук вибрации моего комма и посерьезнела.
Я посмотрел на экран, увидел пиктограмму будильника и озвучил ожидаемый ответ:
— Половина третьего, значит, пора собираться.