Баламут 2

Да, для того, чтобы выскользнуть из-под одеяла, не разбудив «своих» женщин, пришлось постараться, но я все-таки справился с этой задачей, выполнил «обязательную программу» и оккупировал верхнюю полку сауны — моих в блоке не обнаружилось, отправляться на поиски было лениво, а мысль о возможности как следует погреться бередила душу.

В гордом одиночестве грелся порядка получаса. Потом меня нашла матушка, в темпе сгоняла за купальником, улеглась на боковую полку, устало потерла лицо и посмотрела на меня:

— Ты уже проснулся или как?

Для того, чтобы понять, что стоит за этим вопросом, не требовалось быть семи пядей во лбу, поэтому я выдал ожидаемый ответ:

— Проснулся. В настроении. Давай свои новости.

— Новость первая, смешная: Степановна наказала Хому за злословие в твой адрес — заглянула к нему в гости и «наградила» энурезом. Вроде как «до прозрения». Он, как ты понимаешь, «сильно переживает» и не выходит из своего жилого блока, а вся остальная База ржет. Хотя вру, не вся: Стасику не до смеха из-за того, что его поломал твой батюшка, а Нейтралу с Летом — из-за катастрофической потери статуса.

— Ничего, последним полезно! — равнодушно заявил я. — Ведь в Совете они только щеки и надували. А сейчас придется заняться делом и доказать полезность общине не болтовней, а трудом. На Харитоныча с его энурезом плевать. Хотя Степановну не мешало бы поблагодарить. Остается Жерехов. За что ему прилетело?

— Прилетало! — ухмыльнулась родительница, выделив интонацией букву «А». — Долго и упорно: этот идиот имел глупость усомниться в… порядочности Дарьи Ростиславовны!

— Где этот уродец в данный момент?! — холодно спросил я, вскочив с полотенца и слетев на пол.

— Вернись на место и расслабься… — довольно промурлыкала женщина, явно удовлетворенная моей реакцией. — Твоего отца не могли унять порядка минуты. Итог — позвоночник, сломанный в четырех местах, каша из ребер, свернутая челюсть, набор «собери сам» из костей верхних конечностей, порванная селезенка и что-то там еще. Но больше всего порадовала реакция Семеновны — она стабилизировала состояние полутрупа и… заявила, что ближайшие недели две-три не сможет оторваться от каких-то чрезвычайно важных исследований и тратить Силу на ерунду! Так что Стасику придется потерпеть.

— Ты хочешь сказать, что он обходится без обезболивания?! — ошалело выдохнул я, увидел подтверждающий кивок и расплылся в предвкушающей улыбке: — Ха! Его надо будет навестить, ободряюще похлопать по плечу и поинтересоваться, когда он будет готов принять вызов на поединок Права.

Матушка укоризненно посмотрела на меня:

— У тебя совесть есть? Он и так страдает по полной программе: тушка болит практически вся, а на душе тяжеленный камень из-за МОЕГО вызова. В общем, будешь вторым. Или третьим, если считать твоего отца!

Тут мне стало не смешно:

— Мам, а ведь он сломается. Даже в том случае, если мы ничего не скажем Язве с Бестией.

— Плевать! — недобро оскалилась она. — Сломается один абсолютно бесполезный урод — притихнут остальные. А то расслабились, понимаешь, из-за слишком спокойной жизни и забыли, кто обеспечивает спокойствие и нынешний комфорт!

Для того, чтобы вывести ее из «режима уничтожения всего и вся», мне пришлось задать добрый десяток вопросов на менее острые темы. Но я все-таки справился, и к моменту, когда мне стало жарковато, родительница снова вернулась в нормальное расположение духа: с большим энтузиазмом сгоняла со мной к купели и обратно, плюхнулась на свою полку, закинула за голову правую руку и притворно вздохнула:

— Сын, что ты сделал с дедом? Мало того, что он перестал выходить из мастерской, так еще и не ест, если не кормить с руки! Вот я и му-…

— Мам, прости, что перебил, но там мои проснулись.

Она подобралась и знакомо прищурилась:

— И когда ты начал дотягиваться чувством леса отсюда до своей спальни?

— Еще до рейда… — честно ответил я, соскакивая на пол: — Они пошли на поиски. Скажу, что мы тут, и вернусь…

Вернулся не один, а в сопровождении чем-то сильно загруженных дам. И подождал, пока они улягутся на облюбованные места. Потом открыл рот, чтобы спросить, что их так напрягло, но Долгорукая оказалась шустрее:

— Рат, мне тут приснилась одна достаточно безумная идея, и я бы хотела попробовать ее реализовать.

— И насколько она безумная? — недовольно спросила матушка, приподнявшись на локте и уставившись ей в глаза немигающим взглядом.

— Оль, она не самоубийственная, а безумная! То есть, нестандартная, но открывающая весьма и весьма интересные перспективы.

— Тем не менее, ты по каким-то причинам не готова ее озвучить, так что хочешь ее решения «втемную», верно?

Тут Дарья Ростиславовна села, слезла на нижнюю полку, подошла к моей родительнице, поймала ее взгляд и зашипела, как разъяренная рысь:

— Слышь, Елисеева, еще одна подобная чушь — и я забуду о том, что мы подруги: Я НИ ЗА ЧТО НА СВЕТЕ НЕ СТАНУ ИГРАТЬ В ТЕМНУЮ НИ ТВОЕГО СЫНА, НИ ТЕБЯ, НИ ЯЗВУ!!!

Матушка сглотнула, нервно облизала губы и неуверенно спросила:

— Тогда к чему это вступление?