Бал Хризантем

Охранник, до того давивший задом кресло, вскочил, выбежал на средину холла и принял устрашающий вид: ноги на ширину плеч, большие пальцы за кожаный ремень. Кобура под ладонью. Что в той кобуре – не ясно. Зато эффектно, как в американском боевике. Дора тоже навытяжку. Скамеечка под ногами, чтобы выше, презентабельнее. Из-за стойки все равно не видно, что под ногами подставка. Не вышла Дора ростом, даже каблуки не спасают. Метр шестьдесят вместе с ними. Правда, на скамейку она без туфель вскочила. Ждет. Смотрит пристально за стекла. А там – суета. Несколько машин подкатило. Люди из них выскакивают. Трое в темных костюмах – сразу в двери. Рассредоточились и озираются, будто премьер министр к ним пожаловал собственной персоной. Местного охранника и не видно из-за плеч дюжего молодца с передатчиком в ухе. Пшёнкин было дернулся, но, поняв, что тут главный не он, отступил в тылы, за рецепцию.

Боясь пропустить главного, Дора с интересом вглядывалась в лица: что за ВИП пожаловал?

В распахнутую дверь, напрягая под пиджаками бицепсы, двое атлетов занесли инвалидное кресло и, не останавливаясь, проследовали к лифту, уже распахнувшему двери для знатного пассажира.

Лицо сидящего в коляске человека скрыто полями надвинутой на нос синей шляпы, тело обмотано в толстый плед от ног до подбородка. Понять, кто под пледом, невозможно. Снежана Сергеевна – в свите. Прямая, подтянутая, с торжественным лицом императрицы. Рядом с ней риелтор – тщедушный, дерганый, руки за спиной – нервно постукивает себя по заду папкой с документами.

Свита скрывается в лифте. Один охранник остается на месте. Голова на его могучей шее еще какое-то время вращается, ищет скрытую угрозу. Не обнаружив ничего подозрительного, он застывает, уставившись в стену напротив.

– Какая-то личинка в шляпе, а свита – как у президента, – Пшёнкин бросил недобрый взгляд в сторону конкурента. – Ты посмотри на этого. Терминатор, блин. Вообще не моргает.

Увлеченный своей болтовней, Пшёнкин ходил взад-вперед мимо Доры, но та его не слышала. Завороженная, она глядела на невозможного красавца в черном костюме. Заметив ее восхищенный взгляд, Пшёнкин осуждающе крякнул. Дора вздрогнула и спрыгнула с пьедестала. На мгновение нырнув с головой под стойку, сунула ноги в туфли на фантастических каблуках и, мазнув губы кармином дешевой помады, вынырнула сущей красавицей. С призывным ртом и блестящим взглядом вожделеющей самки. Пшёнкин присвистнул и плюхнулся снова в кресло – он тут лишний.

Вот же он! Мужчина – мечта! Мужчина – стена! Мужчина – экстаз! Что-там еще… Недвусмысленные взгляды и улыбочки, брошенные в сторону объекта, остались без внимания. Все тщетно – броня! Неудачный флирт ранит женщину в самое эго, заставляя задуматься: а так ли хорош этот мачо?

Расстроенная Дора юркнула за стойку, скинула туфли и сунула в рот шоколадную конфету «Мечта», потом другую, третью… В задумчивости она и не заметила, как сжевала половину пакетика.

Скрестив на животе короткие ручки, Пшёнкин дремал рядом в кресле.

«Нет, ручки у него нормальные, – Дора рассматривала сослуживца. – Ручки нормальные, вот живот – ненормальный». И она медленно приподнялась со стула, чтобы еще раз взглянуть на идеального самца. Стоит, не дрогнет. Монумент! Так бы и любовалась всю жизнь.

Нежный и звонкий сигнал прибывшего лифта разбудил Пшёнкина. Он вскочил. Осоловелый его взгляд уперся в черную массу высыпавшихся из лифта секьюрити. Охрана устремилась на выход. «Монумент» ожил, с легкостью подхватил коляску со своей стороны за хромированную ручку и на пару с другим охранником понес к выходу, точно это не инвалидное кресло, а паланкин падишаха.

Последняя попытка привлечь к себе внимание выдернула консьержку из-за стойки. Лучезарная и ароматная Дора робко пристроилась возле Пшёнкина, подобострастно взявшего под козырек. Коляска проплыла мимо. Человек, в ней сидящий, на секунду вскинул голову: взгляд из-под полей шляпы остр, точно бритва, свет глаз – как свет маяка в бурю. Но Дора, увлеченная совсем другим объектом, не заметила этой вспышки.

Невероятно, но охранники, сделав еще несколько шагов к выходу, вдруг аккуратно опустили коляску, и тот, что приглянулся Доре, подошел к ней так близко, что она различила на его мощной шее синеватый штрих-код татуировки, наполовину скрытый крахмальным воротником сорочки.

«Вы невозможно хороши, мадам», – произнес он, очами темными, как персидская ночь, отражаясь в малахите уже влюбленных женских глаз – и Дора поняла, что пропала навеки.

Глава третья