Бал Додо

Мадам де Карноэ носила их редко. Но любила приходить к ним, как на свидание, любоваться ими, прикасаться к ним, возвращая каждому свою сентиментальную ценность в счастливых воспоминаниях праздников и дней рождения. Каждое украшение делало ее моложе на десять, двадцать, пятьдесят лет. Говорила она, обращаясь к Бени, но это были скорее мысли вслух. «…Смотри, это траурный убор моей бабушки. Черные жемчужины в белом золоте. С горем тогда не шутили. В течение года вдова должна была носить только черное…» Из этих браслетов, ожерелий и колец, как призраки, возникали из небытия тонкие запястья, изящные шеи, хрупкие пальцы. «Смотри, эти ушные подвески из черного жемчуга принадлежали Жанне, моей матери… А это часы твоего дедушки Отрива, послушай, как они звонят… Боже мой, свое обручальное кольцо я могу надеть теперь только на мизинец, представляешь! А это колье с сапфирами и бриллиантами твой дедушка де Карноэ привез мне однажды из Южной Африки, он ездил туда по делам и задержался дольше, чем следовало. Такой дорогой и настолько безумный подарок, что я тут же задалась вопросом, какие угрызения совести толкнули его на это… Твой дедушка деньги на ветер не бросал. Не скаредный, нет, но экономный. Он не имел привычки делать такие шикарные подарки без достаточного основания. Никогда не забуду, как он протянул мне этот футляр, с видом собаки, которая стащила окорок. Тсс! Я почти не носила это колье. Я не очень его люблю… Видишь кольцо-кастет, в 1940 году была мода на большие тяжелые перстни с печаткой. Жан-Луи заказал мне это в Порт-Луи. Я носила его на правой руке, и можешь себе представить, однажды чуть не искалечила твоего дядю Лоика, за то, что он несносно вел себя. Шлепок получился сам собой. Я забыла о перстне, а бедный ребенок получил удар в висок, он едва уцелел, синяк держался не меньше недели. Ты представляешь, в каком отчаянии я была! Мало того, этот невыносимый мальчишка на вопросы, что с его лбом, с жалобным и торжествующим видом отвечал: ничего, это мама меня била. Мне было невыносимо стыдно! Больше я никогда не шлепала мальчиков, даже если они вели себя отвратительно. Не было необходимости. Я просто снимала кольцо, и они понимали, что обстановка накалилась. Внимание, мама сняла кольцо! И в тот же миг воцарялось спокойствие… Посмотри, три продолговатых рубина на перстне в наборе с браслетом, это тонкая шутка моей матери. В молодости я была очень вспыльчивой и однажды, в гневе, разбила вдребезги китайскую фарфоровую вазу. Мать ничего не сказала мне, но вскоре на день рождения подарила мне эти рубины, которые, как говорят, утихомиривают вспыльчивых… А этот маленький солитер, это на мое тридцатилетие. Он совсем небольшой, но я всегда любила его и носила часто, смотри, по нему видно, что его часто надевали… Нет, Бени, я не могу тебе подарить его. Девушки не носят бриллианты. Но запомни, когда ты перестанешь грызть ногти, я подарю тебе вот это — куда же она запропастилась? А, вот она — эту прелестную жемчужину мне подарили на бал моего восемнадцатилетия. На мне было белое платье из органди с синим бархатным поясом, а в длинную косу были вплетены маленькие искусственные розочки. Это было восхитительно».

И что же? Вместе с мадам де Карноэ исчезло волшебство украшений. Они были свалены на столе, что-то оставалось в футлярах, что-то рассортировано по маленьким кучкам: здесь более дорогие, там — подешевле. Бездушные пустые украшения, они казались голыми и дрожащими от холода. С ними больше не общались, их просто оценивали и взвешивали. Эрван де Карноэ, вставив в глаз увеличительное стекло, разглядывал пробу. В этой куче ювелирных изделий Бени не узнавала тех сверкающих сокровищ, которые так завораживали ее в детстве. Ей захотелось собрать эту кучу и у всех на глазах спрятать в черное забвение несгораемого шкафа. Что бы тут началось!

Дележ начался. В завещании четко указывалось: каждому из детей Карноэ предназначалось то украшение, которое традиционно Жан-Луи дарил своей жене за его рождение.

И на этот раз Тереза отвратительно повела себя. Кулон от Лалика, завещанный ее мужу, она запихнула в свою сумку с такой поспешностью, что это всех покоробило. Она осмелилась вслух выразить неодобрение, что мадам де Карноэ оставила Бени брошь голубой эмали с бриллиантом в обрамлении жемчужин, в виде пронзенного стрелой сердца, это маленькое чудо XVIII века, мало того, еще ей достались часы работы Фаберже, украшенные рубинами, они должны были отойти Бенедикте, старшей из Карноэ, той, что утонула. По справедливости, говорила она, часы должны были достаться Лоику Карноэ, стало быть, ей. Но это было невозможно, мадам де Карноэ очень четко распорядилась, что часы предназначаются Бени. Терезу душила злоба, она заметила, что, воспользовавшись тем, что всеобщее внимание приковано к драгоценностям, Бени, нагло насмехаясь над ней, водила указательным пальцем под подбородком.