Бакунин

Успех речи Бакунина не означал, однако, что все делегаты были согласны с ним. Единства мнений вообще не было в этой организации. Программу Лиги должен был выработать комитет к следующему заседанию конгресса (через год). В числе других членом комитета был избран Бакунин. Здесь он оказался среди революционно-демократического меньшинства, так как большинство принадлежало буржуазным либералам. Но это обстоятельство не смущало его и не останавливало решительных намерений использовать Лигу для пропаганды своих идей. Под маркой Лиги хотел он выпустить брошюру против Мадзини, а работу «Федерализм, социализм и антитеологизм» предложить Лиге в качестве программной.

В работе этой, развивая основные мысли «Революционного катехизиса», он конкретизировал отдельные положения, представил их в новом аспекте. Важным моментом стала конкретизация доселе неясно выраженного в его работах социологического термина «народ», а также выяснение роли мелкой буржуазии. Отметив, что крупная буржуазия «давит, пожирает и толкает в бездну» мелкую, Бакунин делал логический вывод о ее естественной революционности и о том, что у нее нет другого спасения, «кроме союза с народом, и что она заинтересована в социальном вопросе не менее и с той же стороны, что и народ.

…Но инициатива нового движения будет принадлежать народу, а не ей: на западе — фабричным и городским рабочим, у нас, в России, в Польше и в большинстве славянских земель — крестьянам».[335]

Интересно в этой работе и обоснование анархического социализма, который он противопоставляет доктринерскому, основанному «двумя замечательными людьми Сен-Симоном и Фурье». Признавая одну сторону их учений — глубокую, научную, строгую критику современного общественного строя, он обвиняет их в регламентации будущего. «Кабе, Луи Блан, фурьеристы, сен-симонисты — все были одержимы страстью выдумывать и устраивать будущее, все были более или менее государственники».

Один лишь Прудон создал безгосударственную форму социализма, которую теперь Бакунин и предлагал принять комитету, вырабатывающему программу Лиги.

«Убежденная в том, что свобода без социализма — это привилегия и несправедливость, а социализм без свободы — это рабство и животное состояние, Лига громко провозглашает во всеуслышанье необходимость коренного социального и экономического преобразования, имеющего целью освобождение народного труда из-под ига капитала и помещиков и основанного на строжайшей справедливости, не юридической, не теологической, а просто человеческой, на положительной науке и на самой неограниченной свободе».[336]

Несмотря на всю радикальность линии, предложенной Бакуниным комитету, некоторых успехов он сумел добиться. Так, программа, принятая комитетом после почти годичных споров и обсуждений, признавала, что «нынешняя экономическая система подлежит коренному изменению».

Заставить мирных буржуазных либералов не только принять, но даже понять подобные идеи было чрезвычайно трудно. Ведь среди тех, кого приходилось убеждать, были люди, подобные члену комитета Карлу Грюну. Этот немецкий либеральный деятель, в свое время участник революции 1848–1849 годов, не мог понять идей Бакунина и даже усвоить его терминологию. Встретившись со старым знакомым, он более всего был поражен не его новыми мыслями, а его внешним видом и его молодой женой.

«Он поседел, одежда на нем была в беспорядке, высокий стан согбен, рот без зубов, но в остальном он не изменился, больше того — стал еще сердечнее, благодушнее, внимательнее. Он показал мне свою маленькую жену… я с трудом сохранил серьезность. Эта маленькая, худенькая полька рядом с русским богатырем едва доставала ему До груди. Точно пони рядом со слоном в цирке. Он отправил жену с каким-то молодым русским в театр, а для нас заказал настоящего китайского чаю с настоящим коньяком, и мы долго болтали… Потом он взял меня за руку: „Все-таки хорошо, что мы снова увиделись и в принципе так единодушны, атеизм, коммунизм…“, третий „изм“ я забыл, но это был не нигилизм, а нечто вроде „агамизма“ или что-то в этом роде по смыслу».[337]

Речь шла, конечно, об антитеологизме, но это уж было слишком сложно для Грюна. Внешнюю сторону дела он, очевидно, описал правильно.

В эти годы Бакунин стал резко стареть, перестал совсем следить за своей одеждой.

По приезде в Швейцарию поселились Бакунины на живописных берегах Женевского озера в Вене. Быт им здесь удалось организовать хуже, чем в Неаполе. Денег не было: нерегулярный литературный заработок не мог обеспечить жизни, а материальная помощь, оказываемая ранее княгиней Оболенской, иссякла, так как сама она оказалась в весьма трудном положении.