Читаем Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем полностью

Так они психологию и крутят. Хорошие гадалки — большие актрисы. Глаза внимательные, непроницаемые. Это оттого, что цыганки смотрят ими на чужих. И кто им попался — тех они не уважают[42]. Отсюда их спокойствие, присутствие духа, которое на поверку кажется бесстрашным хладнокровием, — движенья будут умные, слова быстрые и ловкие, рука не дрогнет, глаз не сморгнет. Но бесстрашие их мнимо. Если они видят, что им достался крепкий орешек — сам наседает, немедленно вильнут: «Иди, милый, дальше — своей дорогой, дай Бог тебя счастья». От сильных сторонятся. Ищут слабину, и уже через нее…

«Дай десять рублей», «дай, сколько можешь», «дай, не жалей». Их нимало не смущает, что они попрошайки, — ведь это от века: цыганке — просить, а гажам — давать. Так же естественно, как кошке мяукать.

Гадают котлярки, как правило, на то, что будет, что ждет, ловко избегая разговора о прошлом или настоящем, — чтобы не ошибиться, чтобы нельзя было их проверить: врут или не врут. Есть даже коронный шаблон-отмазка: «Про прошлое тебе говорить не буду. Ты эту дорогу уже прошел. Нечего возвращаться. Плохая примета».

Им лишь бы кого-нибудь да объегорить! Без этого не могут. Им это нужно, как витамин для бодрого здоровья и хорошего настроения. «Всех окручу! Всех переколдую! Пусть весь мир смотрит! Вот я какая!», — включается в гадалках, когда они в ударе. Их ловкая бесстыжесть — прекрасное чувство. Она от души. Это не испорченность! Их мама так делала, бабушки так делали, так надо делать.

Знакомый немец по имени Геральд, когда был в Астрахани, выразил желание узнать у цыганки свою судьбу. Гадалка с него, как с иностранца, взяла по максимуму — сто рублей; тогда это были большие деньги. Обещала вернуть, а когда погадала, немец говорит: «Возвращайте деньги!» — «Господь с тобой!» Геральд — шуметь. Цыганка достала бумажные купюры и плюнула на них: «На! Подавись!» Немец не взял.

И все же, чем дальше, тем сложнее цыганкам задурить людям головы. Все начитанные стали — не доверяют; «смотрят на нас, как на зверинец!».

Молодые котлярки (такие как Юланта) уже не темнят, признаются открыто: знаем про будущее не больше вашего. «Но бывает, скажут человеку хорошее, он в это поверит, берется за дело, у него получается, и выходит, что цыганка ему правду сказала!»

В табор «гадаться» чужаков не водили. У котляров это было не принято — в отличие от русских или польских цыган. Гадали на улицах, в людных местах. Если начинались проблемы с милицией, то всегда было ясно, как их уладить: «Когда гадали, брали нас примерно на пять минут, на десять. Что с нами делать? Мы скажем: “Надо детей кормить — вот и гадаем”. Возьмут три рубля — и отпускают».

Друг дружке цыганки не гадают никогда. Молодых этому даже не учат. Та самая Береза (ей слегка за тридцать) говорит, что «мама всю жизнь гадала и сейчас гадает, а я — ни разу. — «Почему?» — «Стесняюсь».

Свекровь ей вторит: «Ленин был — гадали, Сталин был — гадали, царь был, Брежнев — всегда гадали. А сейчас вот около двадцати лет уже не гадаем, невестки не ходят, прошла эта жизня».

В одних таборах, может, и прошла, а в других не прошла. Как они стояли у «базаров-вокзалов», так и стоят.

В общем, вы уже поняли: к цыганскому гаданью я отношусь довольно скептически. Но был один случай… И случай-то — пустяк! Но приятно вспомнить. Приятно записать. А почему? Из-за Чераны.

Черана — секси. Но в ней есть больше. Одна бровка прямо, другая — криво. Она не самая красивая в таборе, но манит, влечет. Ей легко быть женщиной. Она как дорожка в незнакомом лесу: петляет, петляет, уводит далеко — так далеко, как сама захочет.

Я с ней однажды разговорился насчет цыганского гаданья.

— Это несерьезно, — ответила Черана. — Я гадать не умею, меня не учили, и я никому ни разу не гадала, но я умею говорить человеку, какой он есть. У меня способность. Даже если я человека этого вижу впервые и скажу «он плохой» — он и правда плохой; кто долго его знает, со мной согласится. Наши удивляются: «Как ты это знаешь?» А мне это видно. Не знаю как. Это сразу видно.

— Скажи про меня!

— Ну, ты сам же знаешь…

— Ну и что! Скажи!

…Дело даже не в словах, дело в интонации — голос не врет. Я так долго ждал, чтобы со мной так поговорили, так посидели, но ни одна русская девушка — с каким угодно образованием, сто замечательных книг прочитавшая, сто замечательных фильмов посмотревшая — не смогла это сделать, а неграмотная цыганка, у которой книги ни одной нет в доме и писатель для нее — все равно что космонавт или луноход, она поняла. Я сидел и видел, что меня понимают. Драгоценное чувство. Оно неземное. У меня словно камень с души свалился. Я испытал такое облегчение и готов был кричать: «Какой я счастливый! Какой я богатый! Весь мир обнимаю!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология