Читаем Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем полностью

Свадьбы стремятся приурочить к лету, потому что солнце, потому что тепло. Столы накрывают прямо на улице. В казанах, установленных над открытым огнем, на железных брусьях, рядами по пять или шесть штук, готовится свинина. В огромных баках варятся цельными тушками куры. Приглашенные музыканты подключают аппаратуру, но в таборе обычно есть свои «артисты», которые по ходу праздничных гуляний сами садятся за инструменты, берут микрофоны — и понеслось!

Ты душа моя косолапая!Что болишь ты у меня, кровью капая,Кровью капая в пыль дорожную…Не случилось бы со мной невозможное…

«На свадьбе ни есть, ни петь не хочешь — только танцуй! — говорит Береза. — Хоть целый день!»

А потом начинается замужняя жизнь — свекровка учит молодую девушку всему по хозяйству, больше от нее ничего не требуют. «Стирай, мой, смотри за детьми, вари всем обед, а мужчина только покушать принесет, деньги заработает. У нас женщина мужчине подчиняется. Если он скажет — женщина сделает».

Первый ребенок — обычно через год или через два. Ранние роды (в четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет) приводят к тому, что бывает так, что в роддоме, в одной палате, оказываются одновременно и дочь, и мать. Мать готова родить дочери брата или сестру, а дочка маме — внука или внучку.

Официально браки регистрируют гораздо позже реальной свадьбы, но чаще просто живут без штампа, поэтому дети, как правило, носят фамилию матери. Сербиянка Маша мне рассказала такую историю:

— Мы с мужем прожили тридцать лет, а потом вдруг стали давать новобрачным по двести рублей! Официально. Муж и говорит: «Пойдем, мать, сходим — на Рождество купим внукам подарки, одежку новую — в школу ходить». Пошли и расписались, хотя тридцать лет уже вместе прожили и внуки уже были!

Мне все же интересен другой нюанс:

— А если мальчику невеста не нравится?

— Ну они же дети, — отвечает Гога. — Им четырнадцать-пятнадцать лет. Они к этому относятся несерьезно — как к игрушкам. Не понимают, что на всю жизнь. Им легко что-то навязать. Раз родители решили — значит, так и надо. Родители плохого не подскажут никогда. Осознание приходит гораздо позднее, часто уже и ребенок есть. Куда тут расходиться, особенно девушке?

— И что же они?

— Переживают, но терпят. Мы их маленькими женим, потому что они, пока маленькие, — послушные, а потом как-нибудь — стерпится-слюбится, возьмутся в руки[16].

Это мнение мужчины. Но цыганки ему только поддакивают:

— Женщина, которая с одним поживет, с другим поживет, — это не женщина! Ну, побил он тебя — все бывает. К мамке убежишь, поживешь с ней неделю, потом вернешься, поставишь чай, муж приходит — как ничего не было: живем, разговариваем, телевизор смотрим![17]

А сами женихи? Им-то каково?

Пико — старший сын Червонца и Березы. Ему исполнилось тринадцать лет. Пора уже сватать. Спрашиваю:

— Пико, хочешь жениться?

— Как мама скажет.

— А невеста нравится?

— Маме нравится.

— А тебе?

Пико смущенно морщится, а младший брательник по имени Тима куражится:

— Богиня!

Ему-то смешно. Не его свадьба! Ему еще рано. Но с ним будет так же. С отцом было так же. С дедом и прадедом. Эта традиция уходит в века.

Родители Пико до свадьбы даже ни разу не виделись! «Я ее вообще не знал, она меня не знала. Мы взялись не по любви. Отец и мать говорили жениться, и я женился», — сообщает Червонец.

Мать его, Лиза, вспоминает то же: «Родители выбрали. Я своего мужа вообще не любила! А теперь двенадцать человек детей! По любви у нас ни одна цыганка замуж не вышла! Мать-отец видят — девочка красивая, вот и берут. А жених не касается. Когда посватали, его спрашивают: “Тебе понравилась?” Нравится, не нравится — он соглашается. И делают свадьбу!»

Свидетельства похожи:

«Отец был в Чебоксарах (я даже не знал, что есть такой город), увидел невесту. Там уже решили с ее родителями. Потом нас поженили. Семь лет уже вместе».

В общем, котляры в этом вопросе начисто избавлены от проблемы выбора. Вся ответственность на родителях. Те, понятно, хотят как лучше, но бывает, все складывается так неудачно, что прямо несчастье. Есть один цыган, как зовут — неважно. Про него и в таборе скажут: «Червяк», «Придурок», «Жадный». Он и точно жадный, глупый, тщеславный, лицемерный, завистливый, крайне недоверчив, думает, что все хотят его обмануть, потому что сам всем врет и обманывает. А жена у него — умная, хорошая, достойная женщина, но живет с придурком и понимает, что деться ей некуда — она будет с ним жить и будет рожать от него детей. Это страшно. Вот она и ходит усталая, грустная; блеск в глазах у нее потух — редко мелькнут в них черные искры прежней неподдельной и доброй радости. А она красивая, с красивыми чувствами; не для Червяка она родилась, а вот — сосватали. Кто же знал?! Перетерпела. Живет с мужем мирно. Воспитывает детей. Как-то да что-то. Могло быть и хуже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология